Почему поют русалки - К. С. Харрис

— Один?

— Кажется, так. Позже его удочка была найдена на берегу ручья, что протекает позади дома священника.

— А тело юноши?

— Его не могли отыскать до следующего утра. На рассвете труп был обнаружен во дворе у самых дверей церкви. Убийца положил его поверх одной из могильных плит.

Кентский Эйвери оказался сонным рыночным городком в графстве Кент. Широкая центральная улица, Хай-стрит, огибала пологий холм и спускалась к берегам реки Медуэй у его подножия. Над городком царила старая, нормандской постройки, церковь Святого Андрея. Она возвышалась посреди столь же старого, ухоженного двора, среди скошенной травы которого там и сям белели выщербленные временем надгробные плиты. К югу от церкви располагался дом приходского священника — темного кирпича двухэтажное здание с двойными эркерами, изящно выступающими по обеим сторонам невысокого, выкрашенного белой краской крыльца. Дом выстроен был, без сомнения, в конце восемнадцатого столетия.

Преподобный Уильям Торнтон принял их в кабинете, окна которого смотрели на запущенный сад, протянувшийся вдоль задней стены дома. Кабинет явно играл роль покоев ученого схоласта, с кипами рукописных страниц и древними, переплетенными в кожу фолиантами. Они переполняли полки нескольких книжных шкафов, громоздились на столах, возвышались стопками на полу.

Священник сидел в зеленом кожаном кресле у пустого очага. Это был тщедушный старец с редкими седыми волосами и торчащим носом, казавшимся чужим на худом, с запавшими щеками лице. Ноги его были укрыты пледом, и при появлении посетителей он не поднялся.

— Прошу простить, что приветствую вас не вставая, — заговорил он, когда средних лет домоправительница в домашнем чепце ввела к нему гостей, — должен признаться, ноги теперь худо служат мне. Но не подумайте, что я не рад вашему визиту. Не часто меня навещают посетители из самого Лондона. Прошу, садитесь. Миссис Росс, чаю, пожалуйста.

— Примите наши извинения за то, что потревожили вас, — начал Лавджой, садясь на ближайшую старую кушетку. — Но мы хотели бы задать вам несколько вопросов о вашем сыне.

Себастьян отказался сесть и теперь стоял, опершись о низкий подоконник окна, выходившего в сад. Он не отводил глаз от бледного лба священника, ввалившихся щек, на мгновение задрожавших губ. В следующую минуту священник крепко сжал их.

— Думаю, вас привели сюда подозрения по поводу этих лондонских убийств? Вы находите, что между ними есть что-то общее?

— Мы считаем это вполне возможным, — кивнул Лавджой.

Одна из узловатых, испещренных голубыми жилами ладоней судорожно сжала край пледа.

— Миссис Росс рассказала мне о последнем из них, о гибели сына мистера Стентона. Это ужасно, можно сказать — просто ужасно.

— Что вы могли бы рассказать нам о том дне, когда пропал ваш сын, мистер Торнтон?

Священник несколько минут сидел молча. Когда он начал свою речь, старческий голос звучал хрипло и так странно невыразительно, будто говоривший мог произносить слова, только мысленно отделив свои чувства от того, о чем вынужден был рассказывать.

— Николас жил в Кембридже, но той весной он приехал домой на Пасху. Здесь, в Эйвери, он старался проводить каждую минуту в лесу и в тот день тоже отправился туда. Это было во вторник. Через несколько дней ему предстояло возвратиться в университет.

— Он пошел на рыбалку?

— Он взял с собой удилище, но, думаю, скорее это был предлог. Мальчик хотел казаться занятым делом. — Что-то похожее на огонек усмешки появилось на мгновение в глазах старика, чтобы тут же исчезнуть. — Пообещал вернуться через час-два к полднику.

— И не вернулся?

— Нет. Сначала я не обеспокоился. Знаете, эта молодежь… Но с приближением вечера начал тревожиться. Николас, как правило, не бывал так беспечен. Когда стало темнеть, я решил отправиться на поиски. Удочка была найдена на берегу ручья, на его любимом месте. Там лежали и башмаки. Но больше ничего. Как будто мальчик исчез.

— Вы не заметили, на том месте, на земле, не было видно каких-либо следов борьбы?

— Никаких. Несколько мужчин из городка предложили мне свою помощь в розысках. Мы обшарили и лес, и участок земли за лесом. Осмотрели каждый акр, но ничего не обнаружили. Ровно ничего. До следующего утра.

— Когда тело было найдено на церковном дворе.

Губы преподобного Торнтона задрожали, и едва слышным голосом он ответил:

— Да.

Магистрат заколебался, словно не желая продолжать расспросы, и вопросительно взглянул на Себастьяна. Тот спросил:

— Был ли ваш сын знаком с Домиником Стентоном или Барклеем Кармайклом?

Глаза священника расширились.

— Нет. Насколько мне известно, вовсе не был знаком. Николас не покидал Кембридж, где изучал богословие. Просто не могу себе представить, чтобы он мог повстречаться с кем-нибудь из этих двух юношей.

— Расскажите нам о своем сыне, ваше преподобие, — попросил мистер Лавджой. Голос его звучал непривычно мягко. — Каким сохранила его ваша память?

Грустная улыбка тронула старческие губы и на секунду вдохнула искру жизни в потухшие глаза.

— В детстве Николаса отличало необыкновенное любопытство ко всему на свете. Таких любознательных отроков, как он, наверное, и не бывало. Вечно он приставал ко всем с расспросами, все его интересовало, ему хотелось знать, что как работает.

— А юношей?

— Он мало изменился. Во многом оставался прежним ребенком. Но в умственном плане он был хорошо развит, — быстро продолжал священник. — Николас всегда был очень неглуп. Но интеллект его выражался по-своему и в тех областях, которые его интересовали.

— У вас есть другие дети?

— Нет.

Себастьян перевел взгляд с запущенного сада на небольшой участок церковной земли за ним. Дальше тянулась полоса леса. Того самого, где пропал юноша.

— Можете вы предположить, что какой-то человек затаил обиду на вашего сына? — спросил магистрат. — Она могла быть и воображаемой.

Его преподобие глубоко вздохнул. Тощая грудь на мгновение приподнялась в этом вздохе и снова опала.

— Об этом я ничего не знаю. Николас был очень спокойным мальчиком. Уравновешенным, вдумчивым. Моя супруга даже беспокоилась по этому поводу, бывало, говаривала, что ему веселее с книгами, чем с живыми людьми. — И снова что-то напоминавшее слабую улыбку тронуло его губы и исчезло без следа, оставив лицо даже более грустным. — Я каждый день приношу Господу благодарность за то, что она не дожила до того дня и не узнала, что случилось с нашим мальчиком.

— Ваша жена умерла?

Голова старого священника грустно поникла.

— Моя супруга отдала Богу душу в январе нынешнего года, вскоре после Рождества.