Детский сад, штаны на лямках - Люся Лютикова

Она улыбалась так радостно, будто не существовало ни крючковатого носа, ни глазенок в кучку, ни пакли на голове. И я подумала, что еще в детстве Теплякова выбрала абсолютно правильную линию поведения. Красивой женщине прощают многое, несчастной женщине прощения нет.

По совету Тепляковой я вызвала такси и действительно за умеренную плату с комфортом прокатилась до Алкиного дома.

Когда я вышла из машины, зазвонил мобильник. Это оказался Валерка Татарцев. За три часа, что мы не виделись, он успел узнать о деле Алябьевой практически все и теперь был готов поделиться со мной информацией.

– Дело тухляк, – без предисловий начал он, – Ленка убила двоих людей. Первая жертва – инспектор отдела опеки и попечительства Махнач Ольга Валентиновна, которую она задушила детскими колготками вчера утром в здании соцзащиты. Кстати, колготки были красные, как ты и говорила. Вторая жертва – юрист соцзащиты Прудникова Юлия Макаровна. Ее Ленка убила вчера около шести часов вечера, в подъезде дома Прудниковой, вероятно, проследила за ней от соцзащиты. Прудникову она тоже задушила, но уже детской футболкой с длинными рукавами.

Я мерзла на морозе, но из опасения, что связь прервется, не заходила в подъезд, а топталась под окнами первого этажа и ловила каждое Валеркино слово.

– Следствие не сомневается, что Ленка совершила эти убийства. Во-первых, в соцзащите ее застали прямо на месте преступления. Пока не нашлись свидетели, которые бы видели Алябьеву около дома второй жертвы, но футболка, которой задушили Прудникову, абсолютно точно принадлежит сыну Алябьевой. Он сфотографирован в ней на групповом снимке в детском саду, на ней вышиты его инициалы, воспитатель детсада ее опознала. Так что улика налицо. А во-вторых, у Ленки был мотив – месть. Инспектор Махнач изъяла у нее ребенка, юрист Прудникова оформляла документы для изъятия. В-третьих, выяснилось, что у Алябьевой неуравновешенная психика. Несколько лет назад она лежала в психушке, состояла на учете у психиатра, правда, с учета ее сняли, но, очевидно, до конца не вылечили. – Валерка перевел дух, потом продолжил: – Максимум, что я могу сделать, – это нанять для Ленки лучшего в городе адвоката. Собственно, я его уже нанял. Линия защиты на суде будет такая: признать Алябьеву психически больной, как следствие – недееспособной и отправить на принудительное лечение. Лет через пятнадцать ее, возможно, выпустят из сумасшедшего дома. Других вариантов нет.

Я догадывалась, что Татарцев задействовал все свои связи в городе и теперь наверняка будет в долгу у кучи людей.

– Спасибо, Валера! Ты не представляешь, как я тебе благодарна!

– Был рад с тобой увидеться, – отозвался Татарцев, – жаль, что при таких печальных обстоятельствах. Удачи!

Тон не оставлял сомнений: больше по этому делу его беспокоить не надо.

– Ленке Алябьевой удача сейчас пригодилась бы больше, – сказала я, но собеседник уже отключился.

В квартире Нащекиных царила напряженная тишина. Алка с каменным лицом открыла мне дверь и тут же скрылась в гостиной. Никиту я нашла на кухне, он сидел за столом, перед ним стояла бутылка водки и несколько салатов. Он опрокинул рюмку, ложкой зачерпнул оливье прямо из салатницы и отправил в рот. Увидев меня, Никита обрадовался:

– О, Люська! Выпьешь со мной?

– Я не пью. И тебе не советую. Время, – я посмотрела на часы, – половина четвертого, а ты уже нализался, ну куда это годится? И почему ты ресторан оставил, ведь работники без директора всё растащат!

– А он нас по миру пустить хочет, – раздался Алкин голос из коридора.

Услышав супругу, Нащекин поморщился.

– Люська, садись и молчи. Не надо мне по ушам ездить, для этого у меня жена имеется. Не хочешь пить, так хоть поешь со мной за компанию. Жареную картошку с грибами будешь?

Мой желудок ответил громким урчанием.

– Вот и хорошо, – кивнул Никита, – возьми в холодильнике.

– Разогрей в микроволновке, – опять встряла из коридора Алка.

Я не могла понять, почему она не заходит на кухню. Но, очевидно, существовала причина, по которой ей было удобнее подслушивать под дверью.

Я сунула тарелку в микроволновку, поставила таймер на три минуты и повернулась к Никите:

– Что с тобой? Случилось что-нибудь?

Он усмехнулся:

– Ты имеешь в виду – не случилось ли еще что-нибудь новенькое вдобавок к тому, что уже случилось? Отвечаю: да, случилось.

Поскольку Нащекин замолк, мне пришлось его подстегнуть:

– И что же?

После паузы Никита продолжил:

– Я выяснил, что Костика отвезли в городской детский дом. У меня там приятельница работает, вернее, это не моя приятельница, а нашего бармена. Ну, не важно. Короче, я вышел на директрису детского дома, хотел разузнать, как забрать Костика к себе, ну, опеку там оформить или еще чего. Какие нужны документы, чтобы увезти его как можно скорей, прямо завтра.

– Завтра! – эхом откликнулась из коридора Алка.

– Да, завтра! – стукнул кулаком по столу Никита. Он залпом опрокинул еще пятьдесят граммов водки, зажевал ложкой салата и продолжил: – В общем, директриса сказала, что ребенка мне, скорей всего, не отдадут. Когда мальчика привезли, ее предупредили, что уже есть семья, которая хочет усыновить Костика, и документы у них практически готовы.

– Так быстро?! – поразилась я. – Его только позавчера отняли у матери, и уже нашлась приемная семья? Но ведь ты отец, настаивай на своих правах!

– Какие еще отцовские права? – возникла в дверях Алка. – Он этому ребенку никто! Перестаньте уже верить в чушь, которую придумала Алябьева!

Под тяжелым взглядом мужа она ретировалась обратно в коридор.

Никита с громким свистом выдохнул воздух.

– Она права, по документам я Костику никто. Поэтому я хочу сделать экспертизу ДНК и доказать отцовство. Но проблема в том, что мне ребенка даже не покажут, потому что не сегодня-завтра он отправится в другую семью.

– Кто они? Как фамилия?

– Не говорят. Тайна усыновления.

Подозрительно что-то. Приемные родители расхватывают новорожденных детей, а никак не пятилеток. И каким образом вообще могли готовить документы для усыновления, если мать мальчика не лишена родительских прав?!

– Валерка Татарцев сейчас не последний человек в городе, – сказала я. – По моей просьбе он узнал, кто вторая жертва, в убийстве которой обвиняют Ленку. Это юрист соцзащиты Прудникова. Следствие думает, что Ленка ее убила, потому что та готовила документы для изъятия ребенка. Но честно говоря, мне это кажется бредом. Давайте рассуждать здраво. Если врач сообщает вам, что вы смертельно больны, вы же не убиваете лаборанта, который делал анализы?

– Алябьева сумасшедшая, – заметила из коридора Алка. – Она не в состоянии рассуждать здраво.