Письма о письме - Чарльз Буковски

[Джеку Мишелину]

2 января 1968 г.

[…] Да, ты прав – стихо-мир как бы такой шелковистый, и в нем господствует мягкое фуфло, «Поэзия» (Чикаго), которая, давным-давно, была хорошим журналом, теперь пастбище и брех-машина для обрюзгших липовых поэтов, трюкачей, но она за нами наблюдают – они приходят и звонят в дверь, они хотят посмотреть на тварь и увидеть, как это делается. Но ничего не видят – красноглазого пердуна на тахте с бодуна, который разговаривает, как газетчик на углу. […]

Слава + бессмертие – игры для других. Если нас не узнаю́т, когда мы идем по улице, нам повезло. Лишь бы работала печатка, когда мы за нее в следующий раз сядем.

Моей маленькой девочке я нравлюсь, и этого уже довольно.

[Чарльзу Поттсу]

26 января 1968 г.

[…] Мне нравится ДЕЙСТВИЕ. В смысле сам знаешь, до чего медленно шевелятся некоторые журналы, в этом есть что-то омертвляющее – зеваешь, зеваешь, ох матушки, зачем все это? сам знаешь. похоже, многие из них ждут пожертвований или чудес. ни то ни другое не поступает; с таким же успехом могли бы подготовиться и проталкиваться сами. колонку в неделю для «Открытого города» я пишу по одной-единственной причине – покамест. ДЕЙСТВИЕ, оно выпрыгивает из машинки на страницу. отдаю ее [Джону] Брайену, БАЦ, она ВЗРЫВАЕТСЯ, тут не надо никакой журналистики, потому что оно мгновенно, плохо, а искусство и хорошее искусство создаются одновременно. То есть элемент времени к этому никакого отношения не имеет. не объясняю я толком, надо успеть к почтовому ящику к 5 часам.

В 1967 году Буковски безуспешно подавал заявку на стипендию Национального фонда искусств и гуманитарных наук.

[Херолду Норзе]

20 апреля 1968 г.

[…] написал Кэролин Кайзер, чтобы выслала еще один бланк заявки, устало попробовать еще раз податься на грант. я слыхал о некоторых, кому гранты давали, и знаю, что это не очень много – в смысле если сопоставлять с талантом. кроме того, кому-то гранты предлагали, а они на них даже не подавали, и кое-кто из них от грантов отказался. Наверно, они не так голодают и близки к безумию, как я. к тому концу близки. ну, от дорогуши Кэролин ничего, но я полагаю, на это нужно время. однако в прошлый раз я узнал так быстро. и славное длинное письмо, что случилось? остается лишь гадать о том, что творится под землей и над землей, о чем мы ничего не знаем. кажется, у меня на спине мелом поставлен Х. я готов к мяснику. на днях рыскало Ф. Б. Р., расспрашивали обо мне квартирного хозяина и соседей. мне хозяин рассказал. поскольку я бухаю с хозяином и его женой, ко мне идет трубопровод. [Даглас] Блазек говорил мне, что год или 2 назад Ф. Б. Р. приходило и к нему и расспрашивало обо мне. не знаешь, Национальный фонд содержится првт-м? может, поэтому Кэролин молчит, а может, от меня и тебе пиздец. по-моему, я тебе рассказывал, как меня одна шишка опрашивала в длинной темной комнате с лампой на конце большого стола. как у Кафки-наци. Мне сказали, что им не нравится моя колонка «Заметки старого козла». Я спросил: «следует ли нам считать, что почтовые официальные лица – новые литературные критики?» «э-э, нет, мы не это имели в виду». черта с два. потом он мне сказал: «если б вы держались поэзии и поэтических книжек, с вами бы все было в порядке». «но вот это…» – и он постукал по газете и моей колонке, а остального не договорил. их само письмо просто злит, у меня же вообще там почти без непристойностей. они не знают, как меня подцепить. и мы продолжаем здороваться за руку. но они ждут одного моего неверного шага, и вот тут-то вмешаются и свернут мне шею. меж тем надеются, что меня из-за всего этого одолеет паранойя, и я начну кидаться на тени и смывать свои заначки удачи в сральник. что я вполне запросто, к черту, мог бы. а пока я тем немногим, кого знаю, говорю, что могут держаться от меня подальше, если хотят. и это поразительно. сказал уже нескольким, и больше от них ни звука. почти все, как я выяснил, то или иное говно, глубоко внутри. я – обсифаченная рыжая, которую высаживают из машины на углу.

[д. а. леви]

16 июля 1968 г.

[…] получ. сегодня пачку «Буддистского [макулатурное отправление третьего класса] оракула». много спасиб, разумеется. у бумаги свой причудливый аромат. уверен, ты обнаружил то же, что и я, – игра в поэзию ничего так себе в том виде, как мы ее работаем, но столько помех, больше половины того, что принимают, не печатается и просто забывается мелкими зевающими людишками в Пеории-Хайтс… а пока эти газеты сообщают МГНОВЕННОЕ ДЕЙСТВИЕ, которое можно ВИДЕТЬ ОЩУЩАТЬ… БРОСАТЬСЯ В НЕГО ЕЩЕ И ЕЩЕ… кому, к черту, хочется гнить и ждать??? мы работаем всеми руками… все засчитывается.

Домбровски опубликовал работу Хью Фокса «Чарльз Буковски. Критическое и библиографическое исследование» в 1969 г. Это был первый объемный критический обзор произведений Буковски.

[Джерарду Домбровски]

3 января 1969 г.

[…] Про книгу Фокса обо мне – ладно, я пил несколько вечеров с этим человеком, и если вам надо вонючих сплетен – не мой он тип. Он Университетский и в ловушке между стиснутыми яйцами его учений. Быть может, презрение мое от того, что в те вечера, когда мы с ним бухали, говорил только он, а это во многом было паршивым капризным мягким пресыщенным напыщенным продолженьем осторожных возмущений и третирований лиго-плющевого шпилера по английскому-II… он ртах трахнулся, но не трахнулся… Мне было интересно, что бы об этом подумали какие-нибудь парни, живущие в комнатушках за 5 дубов в неделю, или на парковых скамейках, или в Миссии…

Знаете, главная беда, пока что, заключается в том, что между литературой и жизнью довольно большая разница, и те, кто пишет литературу, не пишут жизнь, а те, кто живет жизнь, исключены из литературы. В веках бывали прорывы, конечно, – Дос[тоевский], Селин, ранний Хем[ингуэй], ранний Камю, рассказы Тургенева, а еще были Кнут Гамсун – «Голод», целиком – Кафка и бродячий дореволюционный Горький… несколько прочих… но в большинстве своем все это ужасный мешок говна, а с 1955 года случился рецидив мешка с говном. Конечно, с тех пор на нас призрачно набросило ужасную кучу говняшек, и они проглочены (публично), но теперь мы в состоянии плесени, и особых прорывов не случается, поскольку все хорошие писатели пишут вполне себе, к черту, хорошо, но, ей-богу, уж очень похоже, поэтому теперь у нас что, опять поток???? … никаких ГИГАНТОВ.

Ну, может, ГИГАНТЫ нам и не нужны. Гиганты отчего-то, похоже, бросили нас, многовато не додав. чего? Но опять-таки я до чертиков устаю от умелого и даже человечного писателя. Ответ тут где-то в колбасном небе, и я в смысле духа, а не тех идиотов, что мямлят луну. Первое зверство на луне, первая война не замедлят случиться. Быть может, первым зверством была человечья нога на нетронутом.

Ну, вы меня спрашивали о книжке Фокса про меня. Хотите прямо? Она скучная, прямая, академичная и несмелая. Там учебниковые лягушки скакали скучными скачками по лилейным листочкам. Скучно; я сказал это дважды; и трижды скажу: скучно, скучно, скучно. СТИХО-СМЫСЛ или СИЛА совершенно обойдены в том, чему мама учила: это сюда, а то туда – это такая школа, а то сякая школа. Нахуй. Я, к дьяволу, бывало дрался с бугаями еще с начальных классов и до колледжа, и они за мной ходили по пятам, насмехались, подначивали, но всегда больше одного, а я был один, и они знали, что во мне что-то такое есть. Терпеть это не могли; и до сих пор так.