Разорванный август - Чингиз Абдуллаев

Сообщение «Постфактум»

Ремарка

«Многих коммунистов Азербайджана волнует вопрос: что скрывается за выходом Гейдара Алиева из рядов КПСС? Большинство депутатов Верховного Совета Азербайджана поддержало предложение о создании специальной комиссии по рассмотрению беззаконий, совершенных руководством республики в семидесятые годы».

«Правда», 1991 год

Ремарка

«Корреспондент «Интерфакса» не смог получить в Верховном Совете Азербайджана подтверждение о создании специальной парламентской комиссии по расследованию деятельности руководства республики в период правления Гейдара Алиева. Сам Алиев, с которым связался наш корреспондент, в ответ на просьбу прокомментировать кампанию против него, развернутую в партийных и государственных структурах Азербайджана после его выхода из партии в середине июля, сказал, что с учета в компартии Азербайджана он снялся еще в тысяча девятьсот восемьдесят втором году при переезде в Москву. Гейдар Алиев напомнил, что в заявлении о выходе из партии он обвинил Компартию Азербайджана в январской трагедии 1990 году в Баку, в сохранении напряженной ситуации вокруг НКАО, в подавлении демократического движения в Азербайджане и фальсификации итогов референдума по вопросу сохранения Союза ССР, проведенного 17 марта. «Если бы я их не тронул, возможно, они немного поспокойнее отнеслись бы к моему выходу из КПСС», – сказал Алиев. В связи с решением контрольно-ревизионной комиссии Компартии Азербайджана, последовавшим после выхода из партии, о расследовании его деятельности в бытность руководителя республиканской парторганизации Г. Алиев заявил: «Они не понимают, что в партии самое высокое наказание – исключение из партии, а из нее я уже вышел».

Сообщение «Интерфакс»

Сначала было принято заявление Политбюро ЦК КПСС о незаконности указа Ельцина. Затем похожее постановление приняла Центральная контрольная комиссия. Секретариат официально обратился в Верховный Совет СССР с просьбой дать правовую оценку указу российского президента. Это было парадоксально, но получилось именно таким образом. Указ Ельцина на время сплотил всех руководителей Коммунистической партии, они наконец осознали, насколько невероятными могут быть изменившиеся условия, в которых им придется действовать.

В такой обстановке начался июльский Пленум. Горбачев приехал на него сосредоточенный, мрачный, непривычно молчаливый. Он помнил о том, с каким трудом ему удалось сохранить свое лидерство в партии на прошлом апрельском Пленуме и не ожидал ничего хорошего от этих людей, собравшихся снова в Москве. Если на последнем Пленуме ему удалось убедить руководителей национальных республик поддержать его, то теперь обстановка кардинально изменилась. Президентом России был избран его «заклятый оппонент» Борис Ельцин, который ровно через десять дней после своей инаугурации издал Указ о департизации в самой большой республике Союза. Это фактически означало полузапрет Коммунистической партии и ее полное отстранение от нормальной деятельности.

Когда Ивашко предоставил слово Горбачеву, он вышел на трибуну под взглядами сотен людей, устремленными на него. Многих из них он хорошо знал, со многими был знаком уже не одно десятилетие. Сегодня нужно пройти и через это испытание. Горбачев еще раз посмотрел в зал и начал свою речь. «Те, кто сегодня ругает перестройку и ее инициаторов, не в ладах с фактами, – сразу начал он после ритуальных приветствий. – К началу восьмидесятых наша страна подошла в состоянии депрессии. Старые и новые болезни общества не обнажались и тем более не излечивались, что, еще более усугубляя ситуацию, привело в конце концов к тяжелому кризису».

Он начал говорить о тяжелом решении Ленина, который понял, что переход к социализму будет долгим и трудным, решив взять на себя ответственность за новую экономическую политику, которая почти сразу дала свои положительные плоды. Однако с конца двадцатых годов Сталин и его окружение избрали авторитарно-бюрократическую модель развития, отказавшись от рынка.

После стольких разоблачений Сталина и его окружения было очень выгодно и удобно обвинять именно Сталина в том, что произошло с Советским Союзом уже в девяносто первом году. При этом Горбачев не хотел и не мог ответить на вопрос: каким образом советское руководство могло перейти к индустриализации страны, не прибегая к подобным «авторитарно-бюрократическим методам»? И каким образом удалось в кратчайшие сроки построить мощную производственную базу, сумевшую помочь стране отстоять ее независимость в годы войны и стать второй супердержавой после таких невероятных потерь?

Эпоха, когда народные массы брали штурмом Бастилию или Зимний, ушла в прошлое, демагогически восклицал Горбачев. Сегодня можно достигать подлинно революционных преобразований посредством реформ. Он даже решился заявить, что уже сейчас некоторые товарищи требуют переименования партии в социалистическую или социал-демократическую, какой она раньше и была. В зале поднялся недовольный гул, и Горбачев сразу пояснил, что подобные предложения не могут быть приняты иначе чем на общепартийном референдуме, и партия сохранит название «коммунистическая». Он сообщил, что за последние годы численность коммунистов упала на четыре миллиона двести тысяч человек, и большинство выбывших из партии коммунистов – это граждане тех республик, где к власти пришли откровенные сепаратисты и националисты. Однако оставшиеся пятнадцать миллионов человек – это большая сила, они могут и должны исправлять сложившуюся ситуацию.

Об указе Ельцина Горбачев сказал особо. «Это не тот документ, который служит сегодня нашему обществу, – гневно произнес он под аплодисменты собравшихся. – В условиях различных конфликтов он провоцирует дальнейшую напряженность, и наш Пленум обязан высказаться по этому вопросу». Это был психологически точный ход. Теперь основной гнев собравшихся на Пленуме коммунистов был переведен на «отступника» Ельцина, который позволил себе издать такой указ буквально через несколько дней после своего избрания президентом.

«Мы отстали, – признавал Горбачев, – от экономически развитых стран по современным высоким технологиям, и необходимо сокращать подобный разрыв». Он говорил о задачах коммунистов, о задачах всей партии в сложных условиях новых реальностей, когда страна стоит перед подписанием Союзного договора.

Аплодисменты были не очень громкие и согласованные, но все привычно аплодировали. Как он и предполагал, основной удар пришелся по «авантюристическому курсу Ельцина и его окружению». Выступающие в один голос клеймили Указ президента РСФСР, почти не критикуя собственного лидера. Однако многие не удержались, чтобы снова не отметить «непродуманность реформ», их поспешный характер, «неспособность партийных органов адекватно реагировать на меняющуюся обстановку». Все эти выпады были в его адрес, и Горбачев это прекрасно понимал.

На этот раз выступало немало заранее отобранных кандидатов. Они скучно зачитывали свои доклады, единодушно поддерживая проект новой Программы КПСС, которую должны были принять на предстоящем съезде. В некоторых выступлениях были прописаны и гневные реплики в адрес указа российского президента. Но от Горбачева не укрылось мстительное выражение лиц, когда речь зашла о созыве очередного съезда. Он неожиданно подумал, что эти люди никогда больше не будут за него голосовать. Ни при каких обстоятельствах. И до съезда нужно еще раз подумать о том, кому именно он может доверить свой пост в партии. Ему хотелось оставить вместо себя Шенина, но в последние дни он начал сомневаться и в этом кандидате.