Алиенора Аквитанская - Режин Перну

Алиеноре больше не суждено было править; отныне Людовик будет почтительным супругом, исполненным нежности и предупредительности, но непреклонным королем. Но ведь именно супруг перестал к этому времени нравиться Алиеноре — если она вообще когда-нибудь его любила — и вместе с тем теперь она чувствовала, что способна править, не позволяя себе, как было раньше, руководствоваться при этом своими женскими прихотями. Она поняла, какую опасность таит в себе власть и какую ответственность она за собой влечет. Ее отстранили от совета именно в тот момент, когда она окончательно осознала свою роль и могла бы занять в нем подобающее ей место. Эта полная трудностей и опасностей поездка на Восток, должно быть, осталась в памяти Алиеноры ослепительным видением жизни, какую она могла бы прожить. И почему она отдала свою руку не Мануилу Комнину: она чувствовала, что лучше императрицы сумела бы пленить и удержать этого человека, более всего напоминавшего героя эпической поэмы, и вполне могла бы вести вместе с ним тонкую дипломатическую игру, благодаря которой Византия оставалась Византией несмотря на все старания арабов, турок и латинских королевств. И если бы она хотя бы могла призвать трубадуров, которые завораживали ее в юности, чтобы они сочинили рассказ о ее восточном походе, наподобие тех, какие сочиняли для ее деда.

Но французский двор становился все более и более суровым. Людовик, сразу после своего возвращения, совершил искупительное паломничество в тот самый город Витри, который теперь назывался Витри-Сожженный; он собственными руками посадил рядом с заново отстроенным городком привезенные из Святой Земли кедры, потомки которых и сегодня еще удивляют нас на фоне пейзажа Шампани. Он делил свои дни между исполнением религиозного долга и многочисленными трудами феодальной жизни: управлял своими владениями, вершил правосудие, а иногда делал достаточно неопределенные вооруженные вылазки, к которым Алиенора особого интереса не проявляла. До чего убогими казались ей споры из-за жалких клочков земли после неудачи великолепного похода на Восток!

Тем не менее, она и представить себе не могла, какой интерес вскоре станут вызывать у нее эти споры. Людовик поссорился с одним из наиболее могущественных своих вассалов, Жоффруа Красивым, графом Анжуйским. В августе 1150 г. дело приняло серьезный оборот, и король начал собирать войска на берегах Сены, между Мантом и Меланом. Любому, кто недостаточно хорошо разбирался в делах королевства, могло показаться странным, что ссора с графом Анжуйским влекла за собой нападение королевской армии на Нормандию. На самом же деле это означало, что король задумал крупную операцию против своего вассала и намеревался помешать осуществлению замыслов, которые тот лелеял. Жоффруа Красивый, — его прозвали Плантагенетом из-за веточки дрока, которой тот украшал капюшон, отправляясь на охоту, — был женат на дочери английского короля Генриха Боклерка, Матильде, которую продолжали называть императрицей, поскольку в первом браке она была супругой германского императора Генриха V. Эта незаурядная и наделенная безграничной энергией женщина, которая была на пятнадцать лет его старше, принесла ему в приданое притязания на наследство своего отца, короля Англии и герцога Нормандии. У английского короля не было других потомков, кроме нее, но, тем не менее, нашелся человек, который принялся оспаривать ее право наследования: Стефан, граф де Блуа, который по своей матери Адели также был внуком Вильгельма Завоевателя. Стефан даже опередил Матильду в этой погоне за английской короной и сумел захватить власть. Он жил в Англии, где некоторые из баронов приняли его сторону, другие же поддерживали Матильду; из-за этого соперничества страна находилась в состоянии непрекращавшейся гражданской войны, все больше и больше погрязала в анархии, а борьба тем временем переместилась на континент. В 1150 г. Жоффруа торжественно передал герцогскую власть в Нормандии своему старшему сыну Генриху, которому в то время было семнадцать лет. Направив свои войска в Мант, король Франции, до сих пор занимавший между двумя своими могущественными вассалами положение арбитра, тем самым показал, что принимает сторону Стефана де Блуа. Он тем более считал себя вправе это сделать, что Генрих, ставший нормандским герцогом, казалось, вовсе не спешил принести оммаж королю Франции и признать его своим сюзереном.

И все же до военных действий было еще далеко. Сугерий, несмотря на свой преклонный возраст, не щадил сил ради того, чтобы не допустить войны и найти пути к примирению. Но этому неутомимому борцу за мир жить оставалось недолго. 13 января 1151 г. он скончался, к величайшему горю всего французского народа. В еще недостроенной церкви аббатства собралась огромная толпа: здесь отпевали человека, которого его удивительная судьба вознесла к вершинам власти в королевстве и который использовал всю свою энергию и всю свою изобретательность на то, чтобы поддерживать в нем мир и порядок, в то время как вокруг каждый старался ухватить кусок побольше для себя одного. Совсем еще свежие своды Сен-Дени, уходившие ввысь над его гробом, казались воплощением тех видений славы, о которых возвещал хор монахов, нараспев повторявших антифоны заупокойной службы: «Я верю, что он жив, мой Искупитель, и встану в последний день и во плоти узрю Бога, Спасителя моего…»

Узы, которыми были связаны, благодаря непреклонной воле Сугерия, Людовик и Алиенора, распались, едва тот испустил последний вздох. Для того, чтобы полностью принять создавшуюся ситуацию, Алиеноре потребовалось бы призвать на помощь смирение, которое было ей вовсе не свойственно. И, несоменно, Людовик, со своей стороны, в конце концов устал от этой превосходившей его женщины.

Тем временем военные действия в Нормандии возобновились. К прежним проблемам прибавились новые личные обиды короля, недовольного своим анжуйским вассалом Это был настоящий клубок противоречий, нитки в котором еще сильнее запутывались из-за сложной игры феодальными союзами. Жоффруа Красивый по неясной причине поссорился с Жиро Берле, королевским сенешалем в Пуату. В течение трех месяцев тот дразнил его, укрывшись за крепкими стенами своего замка в Монтрей-Белле. В один прекрасный день Жоффруа это надоело: с помощью кипящего масла и раскаленных стрел ему удалось поджечь донжон. В результате вспыхнул такой пожар, что вскоре сам Жиро, его семья и весь его гарнизон посыпались наружу из всех дверей, словно змеи из пещеры! Жиро был взят в плен. Король Франции, горя мщением, напал на крепость Арк в Нормандии и быстро завладел ею. Немедленно после этого сын Стефана де Блуа, Евстахий, поспешил пересечь море и оказать королю Франции небескорыстную помощь в борьбе с его соперником, Генрихом Нормандским. До каких пор они собирались воевать? Сугерия, который мог бы выслушать обе стороны и постараться помирить враждующих, уже не было на свете.

Вот тогда над схваткой раздался мощный голос Бернарда Клервоского. Он призывал короля и его баронов заключить мир, и предлагал свое посредничество в качестве третейского судьи.

События, которые разыгрывались в тот год при французском дворе, повергли современников в недоумение. Все началось с драматического эпизода: толпа, собравшаяся в большом дворце Сите, как бывало везде, где появлялся Бернард Клерво-ский, увидела, как вошли сначала святой аббат, которого с величайшими почестями и уважением встретил король Франции, а затем — Плантагенет, Жоффруа Красивый, со своим сыном, юным герцогом Нормандским. Жоффруа вполне заслужил свое прозвище, если верить рифмованной хронике того времени: