Ноль часов - Михаил Веллер

— Рабы-то, положим, свои найдутся… а гонки нам не нужны.

— Я и говорю. Нам нужен винт от пятитысячника. И на нем пойдем со свистом.

— А без свиста?

— А без свиста — от трехтысячника тоже хватит, чтоб уж узла-то четыре с половиной выжать. Все-таки ход! Согласны?

— Нет.

— Почему?

— Нам нужны два винта.

— Да зачем нам обязательно два, Петр Ильич?

От вопроса столь непрофессионального Ольховский поморщился.

— Потому что без трех мы обойдемся, — язвительно заверил он. — Все равно силовых установок на три не хватит. А один не дает возможности маневра машинами, на таком ходу в реке одним рулем не обойдешься, еле слушаться будет, ты что, не понимаешь? А на Неве встречное течение будь здоров.

Мознаим посопел и продолжил:

— Ну, подходящих винтов в любом судоремонте полно. Хоть на Адмиралтейском, хоть на Балтийском.

— А лучше всего было бы на николаевских верфях, — вздохнул Колчак. — На Украине все дешевле, договорились бы как нефиг делать.

При слове «Украина» всем представились акации, сало, пыльный теплый вечер и баснословная дешевизна.

— Машина, перевозка, таможня, поборы, — перечислил Мознаим. — Не получается.

— А как ставить будешь?

— Да в тех малявках тонны не будет. На лебедке спустим. А водолазов в портослужбе возьмем.

…На Адмиралтейский командир взял машину. Все-таки унизительно каперангу при форме давиться и трястись в трамвае. На переговоры надо являться, чувствуя себя человеком. Пересекая город в машине, ты отдыхаешь под защитой обособленного микромира, даже застряв в пробке. Общественный транспорт размалывает и заражает чужой усталостью, дорога утомляет хуже дела.

Пропуск ему был выписан. Жестокий прежде режим секретности оборонного предприятия заметно ослаб: когда-то потребовали б допуск с Литейного, хотя и шел он только в административный корпус.

Как человек бывалый, Ольховский не стал по мелочи морочить голову генеральному директору этой махины, сговорившись по телефону о встрече с замом, ведавшим матобеспечением ремонтной базы.

Лысый тонкий человек с нездоровым цветом лица, какой бывает у язвенников, не подавая руки кивнул ему на стул у длинного стола для совещаний. Стол был украшен российским флажком. Солнечные ромбы ползли по просторному кабинету.

— Винты решили ставить на «Аврору», — радостно оповестил Ольховский, задавая глиссирующий темп беседы, чтоб проскочить над неприятными подводными рифами.

— Ну, прекрасно, — ровно откликнулся зам.

— Решили обратиться к вам.

— Какие ставить будете?

— Думаем ста десятью сантиметрами ограничиться. Шаг ноль три.

— А что так? Не мало ли?

— А хватит. Нам на них мерную милю не ходить.

— Три?

— Два.

— А что так?

— А из скромности.

— Ограничены во всех возможностях?

— Не без того. Время… Вы правильно понимаете.

— Ну хорошо. Заказ от управления снабжения флота у вас есть?

— С заказом пока чуть сложнее, — беззаботно улыбнулся Ольховский, показывая улыбкой, что это — незначительные мелочи. — Хозспособом восстанавливаемся.

— А кто платить будет? Если заказа нет?

— Я вам пишу гарантийное письмо, указываю наш субсчет в банке, печать, все по форме.

— Товарищ командир, дорогой мой, — ласково отмерил сочувствия зам и сказал в трубку секретарше подать кофе. — И что мы получим с вашего субсчета? Вы сами за какой месяц последний зарплату получили? Не могу и не имею права, и не надо меня жалобить. Сами на картотеке сидим.

На этот вариант также имелась домашняя заготовка. Ольховский трагически отодвинул чашку, поданную секретаршей с роскошной косой до попы. Швырнул на стол бумажник, часы и обручальное кольцо — так в драмах швыряли шапку оземь и ставили на ребро последний рубль и на кон — нательный крест. Встал в позу памятника Маяковскому и двинул речь. Он пел и плакал о славе русского флота и часе позора.

Зам твердо и точно вошел в паузу, сделанную для очередного вдоха:

— Тебе в думе или в театре цены не будет. Просто лауреат самодеятельности. Ария Каварадосси. Или Квазимодо? Я всегда путал.

— Бери все, что есть!.. — воззвал Ольховский. — Ну оформи шефскую помощь, будь человеком. Не для себя прошу! Ты сам хоть раз в море ходил? Ты что кончал?

Голос лысого зама был ровен и тих, как полет совы.

— Все — не для себя просят, — сказал он. — А кончал я севастопольский подплав. В семидесятом. Инженер-механик по силовым установкам. Еще вопросы будут?

— Бомбовозы, что ли? — кивнул Ольховский на его бликующий кегельный шар.

— Северодвинск, — кратко подтвердил зам.

— Контур потек?

— Примерно. Правильно мыслишь.

Ольховский мыслил правильно, и именно подобного момента дожидалась в боковом кармане плоская стеклянная фляжка расхожего виски «Джонни Уокер».

— Кап-два?

— Так точно.

— Выпей со мной, кавторанг, — сказал Ольховский и выставил бутылку.

— Сволочи вы все, — откликнулся зам и достал из стенной панели две рюмки, полкоробки конфет и нарезанный лимон. — Со всеми пить — никакой печени не хватит.

— Алкогольная щетка полезна для вывода радиации из организма.

— Моей щеткой уже можно сапоги чистить.

Они выпили и пожаловались друг другу на жизнь — не унижаясь до слов, жестов и взглядов, — а так, через позу и общее выражение лица. Ритуал выпивки успешно заменяет самые душераздирающие монологи.

— Пару винтов отдал бы тебе за так, — сказал зам. — Уж для «Авроры»-то — святое дело. Что я, не моряк, что ли, или не ленинградец. Не могу, поверь.

— Почему?

— Потому что это бронза. Цветной металл. А он весь на учете.

— Мне тебя учить? «На учете»…

— Ты не понял. Здесь не формальный учет, а по жизни.

— То есть?

— Ты знаешь, кто в Питере контролирует весь цветной металл?

— Не понял. — Ольховский проанализировал текущий момент и слегка не поверил общеизвестному:

— Бандиты, что ли? Вас?

— Ну… можно сказать и так. А вообще — серьезные люди. И если завтра две тонны бронзы у меня уйдут неизвестно куда, то очень скоро вежливый человек сообщит мне сегодняшнюю цену на бронзу, стоимость этих двух винтов и сумму, которую я должен ему уплатить, включая проценты. Проценты представляешь?