Новая Дикая Охота. Рассказы для живых - Макс Фрай

Шёл по улице тёплой осенней ночью, никуда, низачем, просто так, потому что приехал на выходные развеяться в город, где не был с детства, ничего особенного не ждал, а здесь оказалось так здорово, что остался бы ещё на неделю, даже на месяц, да просто пожил бы тут пару лет, но ничего не получится, дома гора работы, и Надя психует, как всегда, когда он уезжает один. Короче, завтра днём самолёт, поэтому Эрик решил гулять до последнего, в смысле, пока ноги держат. Ну, они молодцы, держали пока.

Шёл – не пьяный, не трезвый, последний коктейль был часа два назад; не счастливый, не грустный, никакой, опустошённый обилием впечатлений, усталостью, и лёгким похмельем, замедлявшим движение мыслей, как будто думать – это идти по горло в воде. В юности в такие моменты Эрик всегда начинал рисовать; умел бы тогда столько, да хоть половину того, что сейчас, тем картинам цены бы не было. А так её тоже нет, но совсем в другом смысле. Не стоят они ни черта!

Но на самом деле, – упрямо подумал Эрик – всё равно те кривые картинки – лучшее, что я сделал за всю свою жизнь. Никакие умения не помогут снова стать пылким наивным балбесом, каким был тогда. Художник, – думал он с беспощадной похмельной ясностью, – должен быть не исполнительным, а вдохновенным. Вот тогда его рукой отворяются небеса.

Шёл, оглядываясь по сторонам, потому что ночной город, освещённый пёстрыми огнями витрин, тёплыми жёлтыми фонарями, ледяными лучами прожекторов, направленных на храмовые купола и кресты, казался ему сейчас работой вот такого счастливца, способного отворять небеса. Представлял, как нарисовал бы всё это лет двадцать назад; сейчас-то не стал бы и браться. Потому что, во‐первых, работы по горло, до конца года надо закончить заказ. Во-вторых, чтобы в наше время, на полном серьёзе рисовать городские пейзажи, это надо умом повредиться, лично я, – думал Эрик, – пас. А в‐третьих, даже если бы взялся, ни хрена у меня не получится. Без вдохновения никакое умение не поможет. Без вдохновения хрен тебе настоящее мастерство.

Может показаться, его мысли были печальными, но это совершенно не так. Эрик даже отчасти радовался, что так ясно всё про себя понимает. Что до такой степени честный и не дурак.

Но если бы всё-таки взялся, – говорил себе Эрик, – я бы нарисовал этот город в тумане, густом, как первозданная каша, из которой можно слепить, что хочешь, а можно оставить так. Чтобы вместо домов и храмов – только смутные очертания, свет фонарей, как расплывшиеся мокрые кляксы, прожекторы брызгают искрами, как фонтаны. Этому городу очень пошёл бы туман!

А ещё лучше, – осенило его, – нарисовать, как туман надвигается, медленно поднимается снизу. Например от реки – здесь же где-то слева река? Ай, да неважно, факт, что у меня туман надвигался бы слева, чтобы ярко освещённая часть улицы в нём утонула, а тёмная половина осталась, как есть. И костёл, который вдали, двуглавый, мой туман разделил бы неровно, по диагонали, но приблизительно пополам.

Так увлёкся, что даже остановился. Стоял, крутил головой во все стороны, представлял, какая могла бы получиться картина. Так отчётливо видел её перед внутренним взором, что уже не обязательно рисовать. То есть рисовать ни при каком раскладе не стал бы – поздно, этот поезд ушёл. Но всё равно хорошо, что так ясно представил несбывшуюся картину. Как будто ненадолго вернулся туда, в тогда, к тому смешному балбесу, который сейчас бы с места не сдвинулся, пока хоть как-то – пастовой ручкой в блокноте, веткой по мокрой земле, пальцем на запотевшем стекле, водой из лужи по сухому асфальту – не нарисовал бы наполовину растворённый туманом храм.

– Отличная штука. Я бы это у вас купил.

Голос прозвучал прямо над ухом, Эрик аж подпрыгнул от неожиданности. Хотя было бы чего прыгать: он бы сейчас, пожалуй, даже марширующую мимо со строевыми песнями роту солдат не заметил, не то что одного мужика.

Мужик был какой-то стрёмный. Сложно объяснить, почему. Вроде, нормально одет и перегаром не пахнет, но всё равно выглядит каким-то подозрительным забулдыгой-бомжом. Вроде, не старый, но совершенно седой; впрочем, может быть, просто крашеный. Вроде, не агрессивный, вежливый, но кажется почему-то бандитом, грабителем, который сейчас отберёт, как минимум, телефон.

Эрику хотелось развернуться и убежать подобру-поздорову, но это было бы как-то совсем уж глупо. Да и попросту унизительно удирать от какого-то хлипкого… ладно, не особенно хлипкого, просто обычного среднего сложения незнакомого чувака.

– Продадите? – нетерпеливо спросил крашеный забулдыга-бандит.

Меньше всего он был похож на человека, у которого есть не то что лишние, а хоть какие-то деньги. На самом деле очень странное впечатление, он же правда был нормально одет.

Эрик переспросил – просто потому, что молчать было невежливо:

– Что вам продать? У меня ничего нет.

– Картину, – нетерпеливо ответил тот. – С туманом. Шикарная получилась. Очень её хочу.

Эрик сперва сказал: «Так нет никакой картины», – и только после этого даже не то чтобы удивился, натурально оцепенел. Потому что правда же нет никакой картины, я её просто выдумал, нарисовал в воображении. Откуда он знает? Или я вслух бормотал про туман?

– Да есть же! – стоял на своём мужик. – Картина, на которой туман окутал пол-улицы и отчасти вон тот костёл. Вы её так отлично представили, что всё уже сделано, руками можно не рисовать.

Эрик стоял, молчал – что тут скажешь? Думал: я, наверное, сплю. Вышел из бара и пошёл не гулять, а в гостиницу. Или вообще прямо в баре, сидя уснул. Хорошо бы, конечно, сейчас проснуться. Но непонятно, как.

– Так вы продадите картину? – снова спросил незнакомец. – Какая ваша цена?

Эрик пожал плечами. Наяву он отлично умел торговаться, но во сне за придуманную картину – не стоит и начинать. Наконец сказал, удивляясь тому, какой реалистичный сон ему снится, даже слова выговариваются в точности как наяву:

– Глупо требовать деньги за ненарисованную картину. Хотите – берите так.

Тот помотал головой:

– Ну вы чего? Я не грабитель, а меценат. Так дела не делаются. Пока я не заплатил, картина ваша, а не моя.

Эрик вздохнул от досады, что дурацкий сон не заканчивается:

– Ладно, раз так, давайте десятку, мне хватит.

– Вам не хватит, – веско и строго, как школьный учитель сказал незнакомец. – Но ладно. Будем считать, десятка – аванс. Надумаете получить остальной гонорар, обращайтесь. В этом месте, в любое время. Всегда.

С этими словами стрёмный мужик развернулся, нырнул в ближайшую подворотню и исчез в темноте. Десятку, между прочим, не дал. Так настойчиво требовал взять с него деньги за несуществующую картину, настоял на своём, но платить в итоге не стал. Хорош меценат!

Впрочем, десятиевровую бумажку Эрик нашёл на земле почти возле самой гостиницы. Валялась под фонарём. Подумал: ничего себе совпадение! Даже для сна аномальное, слишком логичный получается сон. Подобрал купюру, принёс её в номер, разувшись, сунул в ботинок – специально, чтобы проверить наутро, будет она там лежать или нет. Решил: на случайность такое не спишешь, всё-таки я никогда не держу деньги в ботинках. Упал на кровать и уснул.