Непробиваемый или Как снова поверить в любовь - Елена Рейн

Посмотрела на мужчину с деловитым видом прищурившегося, и спокойно проговорила:

– Егор Петрович, я надеюсь, вы пришли не для того, чтобы напомнить мне о великих заслугах именинника.

Руководитель сельского поселения нахмурился, а потом, почесав затылок и, сдвинув на переносице густые брови, начал:

– Ань, но ты же понимаешь…

– Что я понимаю? – уточнила, чтобы иметь представление о том, что я должна понимать по его мнению.

– Так нельзя…

– Конкретно, пожалуйста, – вежливо попросила, чувствуя, что меня начинает одолевать раздражение. Мало того, что я любовалась платьями, которые все притащили на работу, и вместо основных обязанностей занимались сплетнями и обсуждениями моды, так еще вынуждена выслушивать поучения, куда мне ходить и как это важно.

«Кому важно?! Не мне – однозначно».

– Это ведь Давыдов, – гордо напомнил мужчина. – С такими людьми не ссорятся. Ты должна…

Сразу злость взяла. Надо же… теперь он мне собирается рассказывать о том, что я должна, а что нет. Посмотрела на Сусикова, сдерживая себя от желания проинформировать его о своих обязанностях и желаниях, и любезно поинтересовалась:

– И что же я должна?

– Аня, ничего не случится, если ты съездишь и поздравишь человека, – успокоил меня мужчина, решив за всех. Молодец! Никогда не теряется. Хорошо хоть не советует, чтобы я была поласковей с Игорем Александровичем, и в какой-нибудь из вечерочков переспала с ним для всеобщей пользы, чтобы мужик успокоился. Ему же хочется и он не скрывает своих желаний. Что выпендриваться? С меня не убудет.

– Уточню: поздравить – это когда от души желаешь человеку здоровья и всех благ, а я… кроме как проклятий на голову Давыдова больше ничего не могу придумать.

– У меня тоже есть такие люди… – пошел другим путем мужчина, поставив своей целью – отвезти меня на мероприятие.

И как интересно. Главное, он сам подкатывает, намекая на интимную связь, и переживает за Давыдова. Какой сердобольный и предусмотрительный! Даже слов нет… одни эмоции.

– Но из-за них же родного вам человека не находили в лесу мертвым? Правда?! – спросила, чувствуя, как внутри все сжимается от обиды, отчаяния и злости. Надоело…

Сусиков замолчал, обдумывая мои слова, а потом недовольно проговорил:

– Анна, не выдумывай.

– А что мне выдумывать?! Я знаю.

– Как бы там ни было, имей в виду, что у него большие связи.

– И что? Как этот факт связан со мной?

– Он может сделать, чтобы ты не работала здесь, и тогда я…

– Уволите меня? – раздраженно уточнила, зная, что так и будет.

Мужчина нахмурился, лихорадочно соображая, что он не так сказал. Решив, что неважно, энергично развернулся и направился к двери, деловито заметив:

– Не говори глупостей. Будешь работать. По крайней мере я сделаю все, чтобы работала.

– Спасибо, – поблагодарила, совсем не ожидая таких слов.

– Сочтемся, – тут же произнес Егор Петрович таким зазывающим голосом, что стало неприятно. Все впечатление испортил. Провела пальцами по клавиатуре белого цвета и спокойно проговорила:

– Меня еще не уволили, и могу точно сказать, что любовницей быть не собираюсь.

– Хочешь в жены?

– Если за любимого человека, – отчеканила, чтобы он понял, что ему не светит. Мужчина нахмурился и вышел, так ничего конкретного не сказав. Вообще, зачем приходил? Чтобы почитать правила хорошего тона? Без него в курсе.

Через час никого в администрации не было кроме меня. Когда охранник поднялся, сообщил, что сегодня сокращенный день и ему нужно закрыть дверь, попросил поторопиться. Была рада. Не работалось… Столько сегодня выслушала.

По дороге зашла в магазин и купила продукты. Забрала детей, слушая их счастливые крики, что они первые сегодня, и мы направились по дороге к своему дому. Только вышли на родную улицу, как увидела иномарку, стоявшую рядом с нашим забором.

«Давыдов… собственной персоной».

Оставалась несколько метров до калитки, и я попросила детей бежать первыми, объяснив, что задержусь и приду чуть позже. Они счастливые рванули к дому, соревнуясь, кто первый, а я… шла и надеялась, что Давыдов проспит нужный момент. Но нет, водительская дверь открылась, и я увидела Игоря. В черном костюме, белой рубашке и с роскошным букетом белых роз в руках. Протянул мне и торжественно выдал:

– Шикарной женщине!

Смотрела на красивые цветы и думала, что они не виноваты и, вероятно, нужно взять, но не могла. Не могла и все! Я считала, что этот мужчина виноват в смерти моего мужа, так почему я должна его букетики принимать? Пусть забирает и убирается. Мне от него ничего не нужно!

– У меня аллергия, – нагло заявила, совсем не стараясь быть расстроенной. Зачем?

– На розы? – со злостью уточнил он.

– На все, – резко выдала, чтобы не сомневался, что ничем подобным не страдаю. У меня аллергия конкретно на него. От одного взгляда хочется убежать подальше.

– Выбросить? – спросил он, махая перед моим носом розами.

– Думаю, подарить той, у кого нет аллергии.

Давыдов сцепил губы в тонкую линию и швырнул букет на асфальт. Наступил и несколько раз помял ботинком, растаптывая шикарные бутоны. Было жалко. Очень. Сволочь. Так с цветами…

– Довольна? – процедил Игорь Александрович, очевидно, рассчитывая, что я сейчас расплачусь за такую несправедливость к красоте.

– Нет, – в тон ответила и уточнила: – Если это все, то я пойду. Мне некогда.

– И что, даже не поздравишь? – рявкнул он, хватая меня за руку, разворачивая к себе.

– С праздником, – выдохнула и, понимая по его дикому взгляду, что он задумал плохое, сухо произнесла: – Уходите!

Он не слышал ничего, желая обнять. Я пыталась оттолкнуть, но мужчина от моего сопротивления будто озверел, и начал дергать на себя, цедя мне:

– Это не поздравление. Хочу нежности и страсти!

Упиралась, как могла, чувствуя, что меня начинает трясти от прикосновений его ладоней к плечам, бедрам. Вырывалась, пока его пальцы не вцепились мне в лицо, не давая возможности двинуться. Он дернулся ко мне и только накрыл губы, как мгновенно отлетел в сторону, падая в грязь, где еще недавно стояла лужа.

Выдохнула и с ужасом посмотрела на Строгова, а, вернее, на его спину. Стас закрыл меня, полностью загораживая своим большим телом, и гневно чеканил:

– Еще раз до нее дотронешься, я тебя уничтожу. Понял?

Он не говорил, рычал. Такой ярости в голосе я не слышала от него, поэтому предположила, что Строгов сейчас в бешенстве, тем более он с такой силой сжимал свои пальцы в кулаки, что захотелось закричать.