Моя чужая жена - Ольга Карпович

После празднования отцовского дня рождения Никита не оставлял ее в покое. Он появлялся будто случайно то у общежития, то во дворе института, оказывал Але шутливые знаки внимания, сопровождая их пошловатыми шутками. Однокурсницы завидовали ей — еще бы, завела себе кавалера — сынка известного папаши, симпатичного, богатого, к тому же только что из-за границы. Никитина клетчатая кепка вкупе с клешеными джинсами, французскими сигаретами и нагловатыми манерами действовали на девиц безотказно. Половина института уже вздыхала по Редникову-младшему, Алю же считали недальновидной кривлякой.

«Как он сумел в общежитие пробраться, мимо комендантши проскочить?» — рассеянно подумала Аля.

Она прошла в комнату, щурясь от табачного дыма, бросила в угол босоножки, оглянулась по сторонам, не зная, куда поставить сушиться зонтик. Никита суетился рядом, приговаривая:

– Ничего, что мы тут сабантуй организовали? Я подумал, устроим триумфальную встречу будущего лауреата Ленинской премии. Первой степени, разумеется. Даже чужой студак выпросил, чтобы в общагу к тебе пробраться. Ты, надеюсь, прониклась всей степенью моего геройства?

Аля пожала плечами. Никита говорил слишком громко, быстро, у нее начинала болеть голова.

– А ты чего-то невеселая, — заметил Никита. — Устала?

Он стащил с ее плеча сумку, ногой сдвинул в сторону ботинки гостей, освобождая место на полу, раскрыл зонтик и удивленно крутанул его:

– Гм, знакомый зонтик, — хмыкнул он. — Я его на Таити покупал.

Никита с выжидательным интересом уставился на Алю, та, вскинув голову, выдержала его взгляд. «Кто ты такой, почему я должна что-то тебе объяснять, отчитываться? Думай что хочешь…» — приготовилась ответить она на расспросы. Но парень ничего не спросил, лишь перестал ухмыляться обычной нахально-игривой усмешкой и, приобняв за плечи, повлек ее к столу.

– А ну-ка, товарищи, двигаемся, двигаемся, — скомандовал он. — Не видите, у девушки головокружение от успехов.

Усадив Алю на кровать, он пристроился рядом, незаметно для окружающих обхватил горячей ладонью ее запястье и шепнул:

– Ну-ну, ничего…

Никита раздобыл где-то чистый стакан, плеснул коньяка, всунул его ей в пальцы. Аля вскинула руку, выпила. Темно-янтарная жидкость обожгла рот, сбила дыхание, но почти в ту же секунду по телу растеклось тепло и дрожавшие пальцы согрелись.

Аля отставила стакан и попробовала одними губами улыбнуться Никите. И он прямо-таки расцвел в ответ, стал теребить ее, расспрашивать:

– Ну расскажи теперь, как все прошло. Ребята говорили, вроде удачно? И предок мой тебя хвалил…

Время как будто остановилось. То казалось, что бесконечно долго тянется этот дурацкий бессмысленный день, то вдруг замечалось, что солнце, заглядывающее в окно, отражается в еще не высохших после дождя каплях. А Никита все подливал коньяк и гудел над ухом что-то очень смешное. И темное пьяное веселье булькало в голове, и Аля сгибалась пополам от хохота.

– Пойдем, покажу что-то, — предложил Никита.

Аля поймала на себе завистливый взгляд Гришиной, противной сплетницы с третьего курса, уже нашептывавшей что-то соседке, и решительно встала из-за стола, лихо вскинув голову, — подавитесь своей злостью, сволочи:

– Ну пойдем!

Никита, таинственно подмигивая, затащил ее в темный закуток под лестницей, опустился на колени, расстелил на полу газету, достал из кармана спичечный коробок. Аля взяла коробочку, открыла, на ладонь высыпалась какая-то сухая трава.

– Что это?

– Тсс, — Никита приложил палец к губам, состроил смешную гримасу. — Обезболивающее. Исключительно натуральный продукт. Никакой химии. Рекомендую!

– А, я знаю, — обрадовалась Аля. — Это…

– Да тише ты, — поспешно перебил он. — Образованная какая.

Никита принялся деловито потрошить на бумагу «беломорину», затем с комичной старательностью засыпал в пустую папиросу марихуану. Аля опустилась на пол, прижалась спиной к стене. Темный низкий потолок плавал и покачивался над головой. Никита наконец закончил свои осторожные манипуляции и с гордостью продемонстрировал Але плотный косяк:

– Ну вот, готово!

Воровато оглянувшись по сторонам, он прикурил папиросу, глубоко втянул в себя дым и, не разжимая губ, протянул косяк Але. Та, взглянув на Никитины надутые щеки, расхохоталась. Никита принялся быстро жестикулировать, бешено вращая глазами — мол, кури скорее, не переводи драгоценный товар. Аля послушно взяла косяк, затянулась глубоко, закашлялась. Необычный едкий дым щипал в горле, разъедал глаза. Девушка поморгала, вытерла ладонью выступившие слезы.

– Держи дым подольше, — наставительно произнес Никита.

– Угу.

Она затянулась еще раз, глубже, зажала рот рукой, чтобы не выдохнуть раньше времени. Тело вдруг стало как будто не своим — новым и гибким. И каждое движение казалось удивительно плавным, как в замедленной съемке. Глаза словно заволокло тонкой прохладной пеленой. Мелькавшие в темном закутке неясные тени сделались ярче, стали почти осязаемыми. Аля откинулась к стене и прикрыла глаза.

Рядом вдруг оказался Никита, просунул руку за спину, ткнулся в щеку сухими губами. Девушка, не глядя, оттолкнула его локтем:

– Отойди, любезный, от тебя курицей пахнет.

– Чего? — не понял он.

Аля открыла глаза, перед ней покачивалась Никитина обиженная физиономия. Девушка сипло расхохоталась.

– Ничего, — доверительно зашептала на ухо Никите. — Ты знаешь, у меня глаза как будто покрылись то-о-оненькими льдинками…

– Знаю, — радостно хмыкнул Никита.

На лестнице раздались тяжелые шаги, послышался пронзительный голос комендантши. Никита быстро сунул окурок в щель за плинтусом, замахал руками, разгоняя едкий дым.

– Сейчас она сюда явится, и придется тебе в окно прыгать. — Аля сложилась пополам от беззвучного хохота.

Никита обхватил ее руками и, зажав ладонью рот, шепнул в ухо:

– Ради вас, ма шери, я готов на все.

Шаги протопали мимо.

– Эк, мать, тебя разобрало, — покачал головой Никита.

– Ничего не разобрало, — насупилась Аля. — Пойдем лучше выпьем еще!

Она решительно направилась вверх по ступенькам, споткнулась, Никита успел подхватить ее, удержать.

– Что выпьем? — возразил он. — Там уж выпили все без нас. И купить негде, магазины позакрывались.

Словно в доказательство, он продемонстрировал девушке наручные часы. Стрелка подползала к одиннадцати. Аля вздохнула удрученно. Откуда-то выплыла мысль: «Сейчас он уйдет, я усну, а потом наступит утро… И все это кончится. Кончится… обезболивающее, как он сказал. И снова будет больно. Не хочу! Не хочу!»

– Знаешь что, — предложил вдруг Никита. — Рванули ко мне. У меня в комнате есть заначка.