Вторая жена - Анджела Арни

— Например? — плюхнувшись на диван, мрачно спросил Филип.

— Пирс говорит, что вы могли бы расширять свой кругозор, и я согласна с ним, — сказала Саманта. — Тут полно музеев.

На самом деле Пирс сказал:

— Долго эти дети будут путаться у нас под ногами? Отправь их в Музей естественной истории. Если нам повезет, их сожрет динозавр.

Дети чувствовали себя в Лондоне неуютно, но зато Саманта оказатась в своей стихии. Она была сделана из другого теста. С помощью Пирса она вернулась к карьере фотомодели. Он помог ей создать имидж пленительной зрелой женщины. Она вновь снималась и радовалась тому, что была в центре внимания. Сам Пирс перестал мастерить рекламные ролики и стал редактором очень престижного журнала «Лондонская жизнь», где Саманта под руководством Пирса вела свою маленькую колонку, посвященную оформлению интерьеров. Внезапно она снова стала самостоятельной личностью, а не чьей-то женой. Полноправной личностью. Более того, теперь у Саманты были деньги и возможность покупать то, что ей нравится. Какое счастье, что она не должна никого ни о чем просить! Перестав быть моделью, она чувствовала себя страшной мотовкой, если покупала две пары колготок одновременно.

Теперь у нее появились собственные деньги, и она жила с человеком, которого страстно любила. Пирс льстил ей, лелеял, водил в лучшие рестораны, на самые модные и авангардные спектакли и представлял своим многочисленным друзьям. Логично было бы предположить, что она на седьмом небе. Но этого не было, и она не понимала почему.

Однако Венеция это понимала и не скрывала своего мнения. Экивоков она не признавала.

— Ты чувствуешь себя виноватой, — сказала она, — и поделом. Ты любишь Пирса больше, чем Тони, но это не значит, что тебе следовало переезжать к нему. У тебя не было на это права.

Саманта считала, что это очень старомодно. Так она и сказала, прибавив:

— Мой брак закончился. Но у Венеции были твердые представления о долге, и ничто не могло их поколебать.

— Может быть, твой брак закончился, но семейная жизнь — нет. По крайней мере, до тех пор пока ты сама ее не разрушила. Ты не дала детям опомниться. Саманта залилась краской. Это была правда. Она действительно не дала детям опомниться, но скорее умерла бы, чем призналась в этом Венеции.

— Ты несправедлива, — упрямо сказала она. — В наши дни разводятся многие. А детям это безразлично. Более того, когда судья спросил их, они сами сказали, что хотят остаться со мной.

— Это зависело от того, как спросить. Твой ловкий адвокат подсказал им такой ответ. Лично я думаю, что им следовало остаться с отцом в Нью-Форесте.

Саманта ахнула. Слова Венеции показались ей предвзятыми и непоследовательными одновременно.

— Ты же сама говорила, что ненавидишь Черри-Триз и Нью-Форест! Кроме того, ты никогда не любила Тони.

— То, что нравится или не нравится мне, не имеет значения, — резко ответила Венеция и посмотрела на внучку с прищуром. Выражение ее лица заставило Саманту занервничать. — Значение имеет то, что они родились там. Это их дом, а не ледяной дворец, в котором живет Пирс.

— Ты хочешь сказать, что Пирс тебе тоже не нравится? — ощетинилась Саманта. Венеция пожала плечами.

— У него есть определенный шарм, которым обладают все светские хлыщи.

Саманта уставилась на нее, от изумления и негодования открыв рот. Если бы Венеция не была такой старой, я бы ее стукнула, раздраженно подумала она.

— Я была уверена, что тебе нравятся светские люди! Ты же сама твердила об этом!

— Мне не нравятся хлыщи, — ядовито ответила Венеция. — Пирс слишком жеманный. А я предпочитаю мужчин с твердым рукопожатием. Саманта уже была готова броситься на защиту Пирса, но Венеция опередила ее.

— Конечно, одевается он плохо. Люди такого типа не умеют носить одежду, не те кости. Ты заметила, что у него зубы как у кролика? Такие зубы с возрастом начинают выдаваться наружу.

Саманта вспыхнула.

— Он очень умный, добрый и внимательный человек! Ты всегда хотела, чтобы я вышла замуж за аристократа, но, когда я нашла подходящего человека, он тебе не понравился. И зубы у него вовсе не как у кролика!

— Но ты не вышла за него замуж, — решительно напомнила ей Венеция. — И, если я хоть что-нибудь понимаю в людях, никогда не выйдешь. Он всегда будет сохранять за собой свободу действий.

— Пирс не смотрит на других женщин! — яростно прошипела Саманта.

— А как насчет мужчин? — возразила Венеция.

— Ох! — Саманта задохнулась от гнева. Ей хотелось придушить бабку. Пришлось крепко прижать руки к бокам, чтобы не схватить Венецию за глотку. — Теперь-то мне все понятно! Тебе никогда не понравится человек, которого я полюблю! — Она разразилась истерическими слезами и опрометью выскочила из дома.

Оказавшись за дверью, она столкнулась с Лероем, приходившимся Венеции каким-то дальним родственником со стороны покойного мужа.

— Эй, старушка! — Лерой улыбался, его косички болтались на ветру, огромная разноцветная вязаная шапочка сияла на мрачной улице, как солнце над Карибским морем. — Куда спешишь? Тебя расстроила леди Англия?

Саманта остановилась и начала рыться в сумочке, доставая носовой платок.

— Да, — всхлипнула она.

— Садись, старушка. — Он похлопал по низкому каменному парапету, тянувшемуся вдоль всей улицы, и сел сам.

Саманта знала Лероя всю свою жизнь. Она была уверена, что Пирс не одобрил бы ее родственника. Честно говоря, она и сама его не одобряла. Венеция называла Лероя шалопаем и бездельником, который умудряется жить неизвестно на что. И правда, Лерой никогда нигде не работал; по крайней мере не занимался тем, что называют работой другие. Он был специалистом по мелкому шахер-махеру, приносившему кое-какой доход. Однако он был добр, отзывчив, и Саманта с Венецией любили его. В его открытой, непринужденной манере общения было что-то обезоруживающее. Саманте было просто необходимо с кем-то поделиться. Она села рядом.

— Расскажи все Лерою, — велел он, порылся в кармане, выудил оттуда бумагу, какое-то зелье и начал сворачивать огромную самокрутку.

— Венеция говорила тебе, что я бросила мужа и ушла к другому? Теперь я в разводе и снова живу в Лондоне.

Лерой шутливо возвел глаза к небу.

— Знаю, старушка. У Венеции от меня секретов нет.

— А теперь я обнаружила, что Венеция этого не одобряет, — сказала Саманта.

— Знаю и это. — Лерой тяжело вздохнул. — Что это с вами, ребята? Велика важность! Неделю один, потом другой. Какая, собственно, разница? Люби, покуда любится, и радуйся жизни!

— В том-то и дело, Лерой. — Саманта громко высморкалась и вытерла глаза. — Есть разница. Наверно, потому, что нам не хватает твоей беспечности. И потому, что на самом деле мы вовсе не нравимся друг другу.