Штрафник из танковой роты - Владимир Першанин

Полуторка ремонтников со складным краном-стрелой сползла набок и замерла, готовая перевернуться. Князьков, умело распоряжаясь, подогнал под нее танк, а вторым осторожно вытянул на дорогу. Бронемашина тащила мотоцикл с колесами, забитыми черноземом. Они не вращались, и мотоцикл полз, как трехколесные салазки. Высунувшись, я отчетливо уловил запах гари. Резина горела от трения даже в холодной жиже.

Позиции занимали в темноте. Хорошо, что здесь кто-то распоряжался. К утру дождь прекратился, но продолжал дуть холодный ветер. Вокруг была холмистая полустепная местность. Редкие дубы, островки берез, растущих в низинах вокруг болотистых озер-пятачков, овраги. На более-менее ровных участках виднелось мокрое жнивье и стога сена. Унылое место, особенно после дождя да еще продуваемое холодным ветром.

Преимуществом было то, что немцы здесь с ходу не попрут. Пока объедешь да обойдешь болотца с оврагами… Но пойдут ли здесь немцы. Ведь еще двое суток назад мы слышали артиллерийскую стрельбу на востоке. У меня создалось впечатление, что мы по-прежнему в окружении, но это слово старательно избегали.

Пока копали капониры для танков, обсудили с Федором и Пашей сложившееся положение. Ни у одного из нас оно оптимизма не вызывало. Собрали колонну, двинулись. Ну и шли бы дальше, пока все организовано. Выйдем к своим, а там можно уверенно воевать, зная, что тебя поддерживают. Прямо по полю шли небольшими группами красноармейцы. По раскисшей дороге тянулись обозы, изредка проходили машины. Увидев бензовоз, нам дали команду проверить его и, если есть горючее, пригнать и заправить танки.

Махать лопатами надоело, и мы, разбрасывая комки грязи, понеслись к дороге. Это был ЗИС-5 с объемистой трехтонной цистерной. Водитель и техник-интендант упорно не хотели сворачивать с дороги. Заставили силой. Пока интендант обещал нам неприятности, мы открыли, обнюхали бочку. Бензин. В кабине, в коробках и вещмешках обнаружили консервы, сухари, махорку. Кабина была набита доверху. Удивительно, как умещался там интендант. Часть продуктов лейтенант Князьков приказал перегрузить на танки. Интендант пытался властно объяснить, что он из штаба корпуса.

— А я из 171-го танкового батальона, — перебил его Князьков. — Уяснил, кто главнее? Поедешь с нами.

Горючего нам постоянно не хватало. Наши четырехсотсильные движки пожирали массу бензина. Теперь имелся запас… и продукты. Ржаные сухари мы принялись грызть на ходу. Хорошо прожаренные, но немного отсыревшие, они перемалывались на зубах, как на мельнице.

— Стоп! — скомандовал Князьков. — Желудки забьете.

Мы тайком дожевывали то, что успели рассовать по карманам, и, не доезжая до позиции, спросили:

— Товарищ лейтенант, мы в окружении?

Он с минуту раздумывал, что ответить:

— Ребята, судя по всему, сплошного фронта в здешних местах нет. Знаете такое выражение — «слоеный пирог»?

— Знаем.

— Часть немецких войск прорвались вперед, другие завязли в боях западнее. Наших войск вон сколько идет!

Он кивнул на дорогу. А я подумал, что лейтенант, успокаивая нас, говорит не то. Войсками этот непрерывный поток людей и лошадей назвать трудно. Есть ли у них командование и цель? Ну, цель, положим, есть — вырваться быстрее из окружения, но для серьезного боя без артиллерии и танков они вряд ли годились.

Хаустов похвалил нас и назвал «молодцами». В батальоне насчитывалось менее половины машин. Комбат провел перегруппировку, дал нам танк Т-26 и квадратную приземистую танкетку Т-27, вооруженную одним пулеметом. Иван Войтик, получая опять старый Т-26, командиром которого поставили Федора Садчикова, побурчал на невезение, но тут же взялся приводить его в порядок.

Закутного Пашу посадили на танкетку, дали механика-водителя с подбитого танка и назначили разведчиком. Немного поговорили, как воевал батальон. Потери вторая и третья рота понесли меньше, но людей погибло достаточно. Петя Маленький, без конца бегавший к нам, не мог наговориться. Рассказывал про бомбежки, как столкнулись с тяжелыми Т-4. Они сожгли нашего «Клима Ворошилова».

— Пушки короткие, но толстые. И снаряды сильные, — угощаясь сухарями, торопливо говорил Петя Маленький. — «Клим» два танка тоже раздолбал. Один легкий и один Т-4. Как шарахнет, железки в сторону отлетают. Но громоздкий, цель хорошая. Ему вначале гусеницы перебили, а потом снарядов штук десять всадили.

Игорь Волошин командовал во второй роте танком БТ-5 и получил «старшего сержанта». Такой же самоуверенный. Его танк прошел мимо, Игорь слегка кивнул нам и отвернулся. Я сплюнул вслед, а Петя спросил:

— Илюху Сошникова с биофака помнишь?

— Помню, конечно.

— Убили его.

Наш товарищ погиб нелепо. Их танк послали в разведку. Огляделись с высоты — вроде немцев нет. Илья уговорил командира доехать до хуторка — три дома да огороды. Ломиться напропалую, надеясь лишь на тишину, было глупо. Но командир, молодой сержант, голодный, как и весь экипаж, рискнул. Нарвались на засаду. Танк подбили из пушки. Сумел спастись лишь механик-водитель, пригнавший продырявленную машину к своим.

— Два снаряда в башню закатили. Сержанта и Илью искромсало так, что едва опознали.

Грустно покачали головой, вспоминая бесшабашного Илюху, так хорошо умевшего петь под гитару.

— Институт вспоминаешь? — спросил Петя, чтобы перевести разговор на другую тему. — Лену Батурину? У вас же любовь была. Я даже завидовал.

— Вспоминаю, — соврал я.

В эти дни я уже забыл про институт. Столько всего нагляделся. Казалось, война вечно идет. Петя назвал имя еще одного погибшего студента. Я машинально покивал головой. Лица погибшего и с какого он факультета я не помнил.

Дальше все происходило следующим образом. Во-первых, нам сменили командира. Или влили наш полк в другое соединение. Вместо Урусова, к которому мы успели привыкнуть и зауважать, поставили рослого широкоплечего полковника с двумя орденами Красного Знамени. Говорят, он воевал в Испании и лично встречался с товарищем Сталиным.

Вспоминая командиров сорок первого года, я бы не сказал, что нами командовала недоучившаяся молодежь, двинутая взамен «массы репрессированных» командиров на высокие должности. Батальоном командовал капитан Хаустов, в армии прослуживший лет пятнадцать, не меньше. Урусов с его козлиной бородкой и совершенно невоенной внешностью воевал в Первую мировую. Новый командир лет тридцати пяти, хоть и шумливый, тоже имел опыт. Впрочем, я говорю о событиях октября и не берусь судить о первых двух-трех месяцах войны. Может, тогда полками командовали капитаны, но я в этом сомневаюсь.

Нам не хватало организованности. Такую бы мысль выдал я, студент-недоучка, маскируя свой БТ-7 посреди холмистой равнины, где готовилась к сражению наша бригада. Кажется, так мы теперь назывались. Я знал, что скоро налетят самолеты, а у нас нет ни одной зенитки. Комбриг (фамилии не помню) отдал очень разумную команду: сосредоточить все пулеметы Дегтярева для стрельбы по самолетам.