Долина любви и печали - Мари-Клэр Сюльро

Тем не менее она чувствовала, что находится на грани нервного срыва. Паоло стал все больше раздражать ее. Она едва терпела его привычку после еды зубочисткой ковырять в зубах. Ее раздражало то, что прежде забавляло, например его толстый живот и вялые покатые плечи. Раньше она подшучивала над ним, пытаясь кормить его малоуглеводистой пищей, призывая делать по утрам зарядку или ходить с ней в бассейн, а сейчас еле сдерживалась, чтобы не закричать на него, не пристыдить за нежелание держать себя в форме. Однажды она взорвалась, когда, встав ночью, увидела его на кухне уплетающим бутерброды.

— Ты что, так делаешь тайком от меня каждую ночь? — раздраженно спросила она.

— Ну, не каждую, — смутился Паоло, — но иногда бывает. Не могу я есть одни твои овощи, — он пробовал сопротивляться.

— Я каждый вечер готовлю тебе твою любимую пасту, самую лучшую, из твердых сортов пшеницы, — голос Лючии был холоден, она еле сдерживалась, чтобы не кричать. — Неужели тебе самому не противно, что ты поправляешься, как на дрожжах и уже похож на… сурка, набившего щеки зерном?

— Не нравится, скатертью дорожка! — Паоло внезапно взорвался. — Иди к своему красавцу блондину. Что не идешь? Или он тебя не зовет? А ты все ждешь и поэтому превращаешь в ад жизнь своих близких. Все тебе не так! Хватит! Я больше не могу! Это выше моих сил!

Он оттолкнул жену, хлопнул дверью и быстро ушел в свою спальню. А Лючия бессильно опустилась на стул и расплакалась. Это был катарсис, внутреннее расслабление после длительного напряжения. Она плакала от жалости, но не к себе, а к Паоло, плакала оттого, что она действительно мучила человека, от которого не видела ничего, кроме добра, понимая в то же время, что ничего не может поделать с собой.

И вдруг пришло неожиданное решение: она должна уйти из этого дома. Она не имеет права калечить жизнь доброго человека. Она понимала, что заслужила все, что он высказал ей в минуту гнева. Внезапно Лючия встала на колени и начала исступленно молиться. Она молилась за Паоло, за то, чтобы ему было легче пережить то, что она навлекла на него. Она просила Деву Марию снять с нее тяжесть беспросветной любви, которая подтачивала ее изнутри.

Нет, завтра же она уйдет из их общего дома. В Риме, на улице Риенцо, у нее была небольшая квартирка, доставшаяся ей от бабушки. Завтра она переедет туда, оставив Паоло добрую записку.

Измучившись от слез и очистившись молитвой, Лючия вышла из кухни и, увидев свет в холле, поняла, что Паоло не спит, а сидит, наверное, ожидая ее.

— Извини, я не сдержался, — глухо произнес Паоло. Он сидел перед телевизором и курил сигарету.

— Ты сказал правду, — горько усмехнулась Лючия, поднимаясь по лестнице в свою комнату.

Спала она очень плохо, всю ночь ей снился Морис, у которого почему-то было лицо Луиджи. Она встретила его на вокзале с его родным братом, оказавшимся Паоло. От этого жутковатого переплетения персонажей, Лючия проснулась. На часах было пять утра. Она почувствовала, что больше не уснет. Вставать было еще рано, она взяла какой-то исторический роман, давно лежавший на прикроватной тумбочке, наугад открыла его и прочитала:

«Они увиделись через год, случайно встретившись на улице. Для них это было неожиданностью, но ворон, сидевший на дереве и простерший над ними свои крыла, каркнул три раза, оповещая посвященных, что испытательный круг судьбы замкнулся…»

Эта фраза окончательно разбудила ее. Лючия стала с интересом читать дальше, но после многообещающего начала события стали разворачиваться банально, а язык потерял свою мистическую точность и упругость, заворожившие ее в самом начале. Она вернулась к началу фразы и несколько раз прочла ее. «Испытательный круг судьбы… замкнулся…» Лючия отложила книгу, откинулась на подушку и закрыла глаза.

«Опять знак судьбы или ее насмешка? — спрашивала она себя. — Если зациклиться на одной и той же мысли, везде будут мерещиться знаки. Хватит, довольно, — беззвучно крикнула она, — еще не хватало впасть в депрессию и не выходить из нее». Лючия резко отбросила одеяло, встала и решительно подошла к балкону. У нее возник стереотип ощущения: сейчас она увидит узкое ущелье, ведущее вдаль, к синим горам. Но наваждение сразу рассеялось: перед ней был палисадник у дома с большим платаном и магнолиями, а за забором начиналась улица, ведущая к вилле Боргезе. Ближний пригород Рима, очень престижный район.

«Я схожу с ума», — со страхом подумала Лючия и решила сегодня же пойти к психоаналитику. Опытный врач, поговорив с ней пару часов, сказал: — У вас синдром навязчивой любви, который может привести либо к глубокой депрессии, либо, — он помялся, — к самоубийству. Выход: либо новая любовь, либо длительное лечение, в том числе и медикаментозное. Хорошо бы полностью сменить обстановку, работу, окружение. Лучше куда-нибудь уехать, желательно подальше… Умом вы все понимаете, но на подсознательном уровне чрезвычайно велика сексуальная и психическая зависимость от одного мужчины. Некоторые специалисты называют это «настоящей любовью».

Вернувшись от врача домой, Лючия собрала вещи в две спортивные сумки: летнюю одежду, женские аксессуары и несколько книг. В конце концов за остальными вещами можно приехать позже. Погрузив сумки в свой маленький «форд купер», она вернулась в дом и оставила на столике в холле записку:

«Паоло, я пока поживу у себя на улице Риенцо. Прости, мне надо разобраться, прежде всего с самой собой».

Несколько дней она жила в автоматическом режиме: ходила на работу, взялась за новый проект, участвовала в двух конференциях по застройке нового спального района на виа Салариа. Она обратила внимание, что коллеги иногда бросают на нее недоуменные взгляды.

— У тебя что-то случилось? — спросила однажды Кьяра, ее хорошая подруга.

— Почему ты так решила? — насторожилась Лючия. — Во мне что-то изменилось?

— Не то слово! — Кьяра оглянулась по сторонам, не слышит ли кто. — Тебя словно подменили. Ты ходишь мрачная, совершенно отрешенная. Иногда не слышишь, когда к тебе обращаются. Мы все теряемся в догадках: то ли у тебя кто-то умер, то ли ты рассталась с Паоло.

Лючии и в голову не приходило, насколько неадекватно она выглядит в глазах хорошо знающих ее людей. Она молчала, но Кьяра продолжала теребить ее.

— Так в чем дело? Неужели ты не можешь рассказать даже мне, твоей самой близкой подруге? Лично я думаю, что ты влюбилась, но почему такой трагизм?

Лючия поняла, что самым разумным будет рассказать Кьяре все, что произошло, тем более что она сама нуждалась в поддержке, особенно женской. Взяв с Кьяры клятву, что та никому ничего не расскажет (не обольщаясь, впрочем, относительно надежности этой клятвы), женщины после работы отправились в кафе. Там за бутылочкой колли ди Больцано (вино из региона Трентино, что в Доломитовых Альпах) и отменной лазаньей перед Кьярой развернулась история любви и печали ее подруги. Лючия, правда, утаила от Кьяры, что вчера она поинтересовалась в аптеке, могут ли ей продать двадцать упаковок снотворного.

— Что же ты теперь будешь делать? — сочувственно спросила подруга.