Долина любви и печали - Мари-Клэр Сюльро

Но ноги как будто сами несли ее на мост Вздохов, нависающий над улицей Рио дель Палаццо. Ее сердце снова замерло от красоты открывающейся лагуны. Она остановилась у края моста и, прежде чем спускаться с него, почему-то стала смотреть на людей, проходящих по набережной. Неожиданно для себя она вспомнила фразу про испытательный круг и стала вглядываться в силуэты и даже в лица людей, как будто осознав, что сейчас должно произойти что-то особенное. Она даже спустилась на пару ступенек, чтобы в сумерках лучше рассматривать проходящих мимо людей. Нет, она даже не задумывалась, зачем это ей понадобилось, она просто смотрела на прохожих, провожая взглядом идущих мимо мужчин. Внезапно ее сердце сильно застучало, а дыхание остановилось. Она замерла, чувствуя, что происходит то, о чем боялась думать. Это он? Нет, не может быть… Мужчина с дорожной сумкой на плече шел мимо прогулочным шагом. И только когда он начал удаляться от нее, она увидела широко развернутые плечи, светлые волосы, блеснувшие в неверном свете фонаря.

Лючия почти скатилась по лестнице с моста и побежала по набережной, боясь потерять в сгущающихся сумерках этого мужчину, со светлыми волосами без головного убора, в той самой дубленой куртке. Она шла быстро, в ней боролись опасение потерять его и страх разочарования от возможной ошибки. Ей приходилось расталкивать людей и, бормоча извинения, она шептала про себя: «Не может быть, не может быть…»

Когда она поравнялась с ним, и сомнений больше не было. Некоторое время она с сильно бьющимся сердцем шла рядом, примериваясь к его росту и укрепляясь в своем предположении. Да, это он…

Морис был погружен в себя и, казалось, ничего не замечал вокруг. Лючия осторожно взяла его под руку. Он быстро перевел взгляд на нарушителя его спокойствия и остановился, остолбенев. Некоторое время они стояли, глядя друг на друга и не веря своим глазам. Люди, идущие по набережной, недовольно обходили их, но они никого не замечали. Лючия первой пришла в себя, и, взяв Мориса за руку, оттащила его в сторону из людского потока.

— Я знал, что встречу тебя в этом городе, — наконец, проговорил он, взяв в ладони ее лицо и внимательно вглядываясь в него.

Не отпуская его руку, Лючия потащила его в сквер, простирающийся вдоль набережной. Там они опустились на скамейку, и он обнял ее. Она, прильнув к его груди, разрыдалась, а он молчал и ласково гладил ее по спине. Она начала успокаиваться и подняла к нему заплаканное лицо. Он нежно целовал ее глаза, мокрые щеки, брови и нос. Губы их соединились, и они долго пили друг друга, соединяя дыхания и трепет прикосновений, боясь спугнуть радость обретения и мгновения неожиданного счастья.

— Ты похудела, — тихо сказал он.

— А ты поседел, — Лючия погладила пальцем его висок.

— Ты почувствовал, что я в Венеции? — спросила она.

— Я прочитал в газете о Международном конгрессе архитекторов и почти не сомневался, что ты будешь здесь, и мы встретимся…

— Милый, милый! — выдохнула Лючия, снова всхлипывая и прижимаясь к нему. — Я даже не предполагала, что мы… когда-нибудь снова увидимся.

Морис счастливо рассмеялся и снова прильнул к ее губам.

— Вот видишь ты какая! — шутливо упрекнул он. — Ведь я же сказал, что мы будем любить друг друга долго и никогда не расстанемся, а ты все сомневалась…

— Но ведь твоя записка поставила точку на всем, — горячо возразила она. — Увы, ты меня поймешь… — горько напомнила она. — Что мне оставалось думать? Только то, что все кончено, так как между нами будет вечно стоять… ее смерть.

Морис еще сильнее прижал к себе любимую, продолжая счастливо улыбаться.

— Ну что же ты молчишь, разве я могла думать по-другому? — настаивала Лючия. — Ты же мог в конце записки приписать, например, «я обязательно найду тебя».

Заметив, что с лица Мориса исчезла блаженная улыбка, она замолчала, вспомнив, в какой ситуации находился тогда ее любимый. Он нежно и грустно посмотрел на нее, поднеся к губам обе ее руки и стал целовать каждый пальчик.

— Конечно, ты права, — тихо сказал он, — но я плохо соображал в тот момент и уж конечно не предполагал, что ты так поймешь меня…

— Нет, я не упрекаю тебя, — спохватилась она, — но как ты собирался найти меня, если бы не сообщение о симпозиуме? Ведь прошел целый год, — вздохнула она. — Я думала, что не переживу этот год…

— Прости, прости меня, любимая. — Морис прижал ее к себе и стал гладить по волосам. — Сначала я действительно чувствовал свою вину в смерти Катрин и не находил себе места. А потом снова погрузился в работу. Но поверь, не было ни часа, когда бы я не думал о тебе.

Он замолчал, и их губы снова слились в нежном и страстном поцелуе.

— Я пробовал искать тебя в Интернете, — продолжал он. — Нашел, представь, твою фотографию как победителя конкурса лучших проектов спортивного комплекса для нового района Рима. А дальше, как ты понимаешь, я смог бы найти тебя и уже знал, как искать и что найду. Но решил еще подождать. До конца года оставалось совсем мало. Подошел новый лыжный сезон, а я не мог, не хотел ехать в горы без тебя…

— Со мной было то же самое, — прервала его Лючия, радостно рассмеявшись. — Я тоже не представляла себя в горах без тебя!

И оба счастливо засмеялись, прижавшись лбами, и прося прощения за столь долгое отсутствие.

— Послушай, — Морис умоляюще посмотрел на Лючию, — тебе обязательно завтра надо быть на симпозиуме?

— Мы оба поедем туда после обеда, — ласково растолковала она. — И немного побудем на пленарном заседании. Тебе тоже будет интересно.

— С тобой мне везде будет интересно, — счастливо рассмеялся он. — И вообще я тебя больше никуда не отпущу. И никогда…

— Ну да, — быстро отреагировала она. — Надо было, чтобы прошел целый год, за который могло произойти все, что угодно, чтобы пришло решение больше не отпускать меня.

Они снова прильнули друг к другу, не в силах оторваться от любимых губ.

— А сейчас мы пойдем в гостиницу, — сказала Лючия. — Я знаю недалеко отсюда одну дивную, старинную гостиницу.

Отель «Месснер» располагался в здании XVII века. Триста лет назад здесь тоже была гостиница, и, похоже, что с тех пор здесь сохранились и панели из красного дерева, и мебель, и бронзовые канделябры, тронутые зеленой патиной и переделанные в электрические светильники. Казалось даже, что в конце коридора сейчас мелькнет черный плащ Джакомо Казановы. Не разнимая объятий, они медленно пошли к лестнице. Но, преодолев несколько ступеней, снова остановились, и их губы слились в долгом поцелуе. В этом поцелуе было все: долгая тоска, неутоленная жажда любви, признание вины и прощение. Чьи-то шаги прервали их поцелуй.

И они снова начали подниматься по винтовой лестнице, пахнущей старинным деревом. Едва открыв дверь номера, Морис подхватил свою любимую, положил на постель под балдахином и сел рядом с ней. Он нежно целовал ее глаза, щеки, нос, горькие складочки у рта и долго не мог оторваться от ее губ. Лючия развязала галстук, странно смотревшийся на прежде всегда открытой шее ее любимого, расстегнула ворот светло-серой рубашки и прильнула губами к его шее. Она вдыхала запах, по которому так истосковалась. Морис добрался губами до груди любимой, и его язык стал нежно ласкать ее сразу напрягшиеся соски, мягкие большие ладони обхватили тугие холмики ее грудей.