Сомниум - Александра Воронкова

Я встал. Слабость в теле сковывала движения. Я пошел в направлении окна — вместо горячего песка гладкий пол с подогревом. Я на минуту закрыл глаза; ощущение сводного падения с высоты и тишина… сквозь мутную пелену выявлялись очертания знакомых предметов, которые напоминали о постылой действительности. Состояние, близкое к обмороку, но я продолжал идти — еще несколько шагов, и я открою окно и посмотрю на восход…

В лицо повеяло утренней прохладой. Вдалеке занималась заря. Над тенью горизонта узкой розовой полосой протянулся пояс Венеры, а пепельное небо над ним застыло в нерешительности. Воздух был свеж и напряжен в ожидании восхода солнца. Я представил себя на берегу, а всего остального, что составляло городской ландшафт, нарочно попытался не заметить.

Головная боль по-прежнему сжимала в тиски. Я опустился на пол, прислонился к стене и не мог пошевелиться. Возможно, я забылся на какое-то время. В голове не промелькнуло ни одной мысли до того, как послышался знакомый голос.

— Ну и что ты натворил, Эрон?

Я открыл глаза. Передо мной стоял Тодд Макмиллан.

— Зачем ты устроил представление в метро?

— Мне тяжело, — ответил я и машинально дотронулся до лба, будто бы это могло помочь уменьшить боль. — Мне тяжело привыкнуть к новой действительности.

— Я знаю… знаю, — немного смягчившись, сказал он и, небрежно хлопнув меня по плечу, прошел в глубь комнаты. — Поэтому мы и отнеслись с уважением к твоим привычкам — позволили тебе вступить в физическую борьбу. Но ты же понимаешь, все могло произойти гораздо быстрее и безболезненнее? Раз — и ты заключен в капсулу безопасности!

Меня тут же затошнило. Какой-то безвыходностью веяло от этой действительности.

— Мы действовали по твоему сценарию для того, чтобы изучить тебя.

Я встал и снова посмотрел в распахнутое окно. Небо полыхало яркими красками, на нем разгорался пожар утренней зари. Желтое свечение на востоке расходилось в стороны оранжевыми и багряными языками пламени.

* * *

— Назовите ваше полное имя, пожалуйста, — сказала женщина в белой униформе. На ее столе горела надпись: «Виола Хэйз, доктор психологических наук».

Я разглядывал доктора. Рыжие, слегка вьющиеся волосы прядями спадали на молоко ее белой униформы, немного усталое лицо выражало уверенность и проницательность, упрямство читалось в пухлых губах и в ямке на подбородке.

— Как вас зовут? — повторила она.

— Эрон Уолкер, — я пристально всматривался в ее большие карие, с зеленоватым оттенком глаза.

— Ваш возраст?

— Двадцать четыре года.

Она смотрела на меня без эйрскрина, и мне это нравилось. Ее взгляд будто бы проникал в самую суть, увлекая за собой куда-то в космическую глубину.

— Вы умеете гипнотизировать? — неожиданно для самого себя услышал я собственный голос.

— Возможно, — ответила она, а на лице ее вспорхнула легкая усмешка. Я не сразу заметил, что губы не смеялись. Блеском в глазах, морщинками где-то на кончиках век создавалась иллюзия улыбки. Меня к ней тянуло.

— Ваши взгляды во многом могут отличаться от общепринятых, — вдруг серьезным тоном произнесла женщина. — Вы много лет провели в тюрьме и попали туда еще подростком. Сегодня мы встретились, чтобы лучше понять ваше внутреннее устройство: чем вы живете, что вас интересует. Приготовьтесь честно отвечать на все поставленные вопросы. Начнем?

Я молча кивнул: ну что ж, Виола, давай, удиви меня. У тебя опасная работа сегодня — общаться с преступником.

— Как вы себя чувствуете? — первым делом спросила она.

— Вы же сами все знаете, — удивился я. — Показатели моего здоровья ежесекундно считывает Система.

— На экране лишь голые факты. Я хочу узнать, как вы себя чувствуете?

— Вообще-то паршиво.

Она улыбнулась.

Вдруг я услышал странный щелчок и повернулся в его сторону. На стене висел круглый циферблат. Это старинные часы, понял я, вспомнив картину Дали из Дома Культуры.

— Красивые часы, — сказал я вслух.

— Мне нравятся модификации в стиле старинных вещей, существовавших до Перезагрузки. Они делают комнату уютнее, не так ли, — сказала она своим нежным голосом. Он, словно мед, сочный и бархатистый, обволакивал и лился сквозь меня, лился за пределы Вселенной. Я мысленно с ней согласился. В этом что-то было.

На ее столе мерно вращалась какая-то изогнутая фигура. Восемь закрученных перекладин с шариками попеременно двигались в определенном ритме. Вот одна из них подалась вперед и опустилась вниз, описывая полукруг, за ней тут же другая опустилась вниз, проделывая те же движения. Предмет походил на осьминога, играющего своими щупальцами. Глядя на вращающиеся элементы, я потерял ощущение времени.

— Вы меня не слушаете.

— Я слушаю.

— Что вы чувствовали, когда оказались в тюрьме? — продолжил литься на меня ее дивный голос.

— Злость, — ответил я, вспоминая то безрадостное время. От мыслей о первых днях в Эль-Пасо до сих пор ползли по спине мурашки.

— Что-то еще?

— Это все.

— У вас в крови обнаружено повышенное количество гормонов, отвечающих за агрессию. Как у вас обстоят дела в отношении самоконтроля?

Да неужели?

— Никогда об этом не задумывался, — честно ответил я.

— Вы замечали в себе какие-то особенности, отличающие вас от окружающих?

— Нет.

— Что для вас главное в жизни?

— Хм… а есть варианты ответа? — растерялся я.

Она посмотрела на меня в недоумении, но вежливо принялась перечислять:

— Например, безопасность, комфорт, программа-сказка, довольство, высокий рейтинг, молодость, красота…

— Пожалуй, из этого ничего.

— Тогда что же?

Я молчал в замешательстве.

— Подумайте, что для вас является самым ценным?

На языке вертелось только одно слово.

— Свобода, — ответил я как-то вопросительно. — Если, конечно, это относится к тому, о чем вы спрашиваете?

— Желание быть свободным — это пережиток прошлого. Людям не нужна свобода. Все уже давно уяснили, что для успешного функционирования общества и индивидуального счастья пользователей необходимы контроль и порядок. Свобода — это нечто относительное, не поддающееся характеристике и не несущее какой-либо пользы обществу.

Не выйдет, подумал я. Генетики прислали красивую девчонку, чтобы запудрить мне мозги?

— А все обязательно должно приносить пользу? — спросил я вслух.

— Конечно, практичность — это еще одно благо, — проговорила Виола и ненадолго замолчала.