Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи - Михаил Погодин

Великий князь был свидетелем сражения, и ему поручено главнокомандующим пехоту и артиллерию авангарда перевести за реку Алле на отдохновение, а кавалерию, менее утомленную или мало потерпевшую, присоединить к армии для дальнейшего действия. В числе особенно отличившихся в сей день замечены генерал-майоры Багговут, под начальством его командовавший всеми егерями Раевский, и шеф Киевского драгунского полка Львов. Главнокомандующий благодарил меня за службу, и великий князь оказал мне особенное благоволение. Ему понравился ответ, сделанный мною присланному от него адъютанту с замечанием, что французская колонна слишком приближается к батарее: «Я буду стрелять, когда различу белокурых от черноволосых». Он видел опрокинутую колонну.

Пред вечером произведена жесточайшая атака, наставшая ночь прекратила сражение, и войска наши торжествующие возвратились в укрепление.

(У Фридланда, 2 июня) неприятель состоял в 10 тысячах сводных гренадер маршала Удино… Вскоре собралось большое количество наших войск… Надлежало напасть решительно на французский корпус… По несчастию, главнокомандующий был в сей день очень болен…»

Ермолов в своих записках почти вовсе не упоминает о себе в этом деле… Давыдов рассказывает так:

«Звание главнокомандующего вместо Беннигсена, у которого обнаружились сильные припадки падучей болезни, принял на себя князь Г… Между тем французская кавалерия, испытав неудачу при нападении своем на наш правый фланг, ограничилась выставлением фланкеров. Вдруг французы, заняв опушку впереди находящегося леса 10 пушками огромного калибра, открыли по нас губительный огонь картечью; действие этих 10 пушек было вполне ужасно для наших войск, которые были засыпаны страшною массою чугуна. Хотя Ермолов поспешно противопоставил неприятелю около 40 легких орудий, но они не могли заставить молчать огромные пушки французов; к счастию, вследствие наших выстрелов, обвалившиеся деревья в опушке леса образовали род натурального бруствера, что вынудило французов отступить с занимаемой ими позиции. Около двух часов пополудни главные силы неприятеля, предшествуемые весьма сильною артиллерией, заняв Сортлакский лес, устремились на наш левый фланг и сильно потеснили его к городу; тщетно князь Багратион, Раевский, Ермолов и храбрейшие офицеры левого нашего фланга старались привести в устройство рассеянные полки наши! Усиливавшиеся неприятельские колонны и многочисленная артиллерия, коею командовал мужественный и решительный генерал Сенармон, подвигались вперед; действие ядер, гранат и в особенности картечи, густо осыпавших наши войска с самого близкого расстояния, было неимоверно смертоносно. Багратион со шпагою в руках (что я все время моего при нем служения лишь здесь видел) ободрял Московский гренадерский полк, коего остатки окружали его лошадь. Он напоминал им подвиги их в Италии и Суворова, но все было напрасно! Даже семеновцы и павловцы дрогнули и значительно осадили назад; неустрашимые измайловцы, пустив по семеновцам беглый огонь, остановили их.

Вскоре семеновцы и павловцы, опомнившись после первой минуты смущения, мужественно встретили неприятеля.

В это грозное для нас время князь Багратион, желая хотя сколько-нибудь приостановить натиск французов, которые грозили нам совершенным истреблением, приказал Ермолову привести из резервов какую-нибудь батарейную роту. Встретив 4 орудия из бригады храброго Осипова, коими заведовал поручик Комаров, приказавший уже их взять на передки и продолжать свое отступательное движение, Ермолов велел ему остаться на месте; когда Комаров донес ему, что у него вовсе нет зарядов, Ермолов сказал ему: «Я вам приказываю не оставлять вашего места: чрез ваше отступление образуется интервал, коим неприятель может воспользоваться; если ваше начальство останется тем недовольно, доложите, что вы это сделали на основании приказания полковника Ермолова; я между тем возьму с собою одного фейерверкера вашего, с которым доставлю вам 4 зарядных ящика». Но встреченные Ермоловым на пути роты не только не снабдили его зарядными ящиками, – они, исполняя чье-то повеление, поспешно напротив отступали с поля сражения.

Между тем главные массы французов, стремившиеся к городу, сильно теснили войска наши. К довершению несчастия, мосты (четыре, через реку, бывшую в тылу) запылали прежде перехода армии на правый берег».

Возвращаемся опять к запискам самого Ермолова.

«Итак, вместо того чтобы разбить и уничтожить слабый неприятельский корпус, которому за отдалением не могла армия дать скорой помощи, мы потеряли главное сражение…

Но ни он в себе не нашел, ни войска к нему не могли иметь доверенности.

Без препятствий дошли мы до Велау…

При отступлении арьергарда посланные разъезды открыли отряд генерала графа Каменского, идущий от Кенигсберга, и за ним неприятель в силах. В нескольких верстах позади соединялись дороги, и граф Каменский, прошедши прежде, мог привести за собою неприятеля, который занял бы нашу дорогу. Князь Багратион, благосклонно выслушивавший мои рассуждения, позволил мне сделать предложение, чтобы всю нашу кавалерию послать на левый фланг преследующего нас неприятеля, новостью сего движения остановить или по крайней мере умедлить ход его и, с пехотою пройдя поспешнейшим образом соединение дорог, ожидать графа Каменского. Князь Багратион приказал привести сие в исполнение, и мы едва могли предупредить графа Каменского, а потом кавалерия наша прибыла в одно время с последними его войсками. Он отправился к армии, и арьергард остался один.

При селении Тапланен, по удобству местоположения, дождались мы неприятеля, и довольно горячая сшибка с передовыми его войсками была совершенно в пользу нашу. В 12 верстах не доходя Тильзита, нашли мы дожидающиеся полки кавалерии и приказание главнокомандующего удерживать неприятеля, дабы армия имела время перейти за Неман. На нем только один мост, и потому каждый из нас видел, сколько трудное поручение возложено на князя Багратиона и какой опасности подвержено отступление арьергарда, имея один мост и такое множество кавалерии. Арьергард расподобился в боевой порядок. Мы готовились к последнему сражению на земле союзников!

…Конечно, неприятель одного был с нами мнения, что неравными силами преодолеть нас было возможно, а потому остаток дня провел в бездействии… Мы нетерпеливо ожидали приближения ночи.

Арьергард пришел поутру в Тильзит, и тотчас вся конница, казаки и артиллерия отправлены за Неман… Мост приготовлен к скорейшему сожжению… На оном явился с кавалерией маршал принц Мюрат, и мост загорелся почти под самою его лошадью.

Неприятель занял город… Мы не без страха ожидали происшествий! Армия наша была малочисленна и в беспорядке… Она не в большом расстоянии от берега расположилась лагерем; лесистое местоположение было весьма кстати ее бессилию. Авангарду приказано стать на самом берегу. Князь Багратион, по приказанию главнокомандующего, послал адъютанта с предложением перемирия. Он представлен к Мюрату, потом к Бертье, – и ему объявлено, что Наполеон желает мира, не перемирия!

На другой день с объяснением о том приехал в главную квартиру Бертье, и послано донесение государю, который находился в местечке Шавлях[26]. Чрез два дня прибыл государь к армии[27].