Битва гигантов. Ротшильды, Рокфеллеры и Нобели - Брита Осбринк

предприятия. Теперь идея витает в воздухе – необходимость чего-то подобного давно признавалась всеми, но никто не нашел верного способа. Впрочем, осуществить идею все равно было бы невозможно без капитала. Преданный тебе Людвиг».

И вот 21 ноября Людвиг получает из Парижа от Альфреда откровенное послание:

«…если все, по твоему уверению, считают меня человеком зажиточным […], то это неудивительно. Отчасти людям известно о моих связях с современной мировой промышленностью, про которую идет столько кривотолков, что ее представляют гораздо более крупной, нежели она есть на самом деле; отчасти благодаря помощи множеству тех, кто раструбил о моем богатстве в виде жалоб – дескать, я сделал для них слишком мало по сравнению с имеющимися у меня средствами; отчасти (и более всего) благодаря одной военной хитрости, поднимающей веру в мою кредитоспособность. Она заключается в том, что я время от времени перевожу ценные бумаги из одного банка в другой, причем давая им везде полежать. В результате банкиры Парижа, Лондона, Глазго, Берлина, Гамбурга и т. д., всегда собирающие сведения о своих клиентах, убеждены, что я в десятки раз богаче, нежели в действительности. Ты получил мои предыдущие письма?»

Вот другое парижское письмо Альфреда, от 19 января 1887 г.:

«Дорогой Эмануэль! […] Хотя здоровье твоего отца пошло на поправку, пожалуйста, не подпускай его к делам. Лучше бы ему вообще уехать и как можно дольше не слышать про керосин, мазут и прочих своих мучителей из бакинских недр. С сердечным приветом ко всем вам, ваш старый друг Альфред».

В 1887 г. Альфред выходит из попечительского совета товарищества. Ответственность за финансовые дела компании все больше забирает в свои руки сын Людвига Эмануэль. Его младший брат Карл руководит машиностроительным заводом в Петербурге, тогда как в Баку совместно начальствуют Густав Тёрнудд и Эдвин Бергрот.

Пора ожидания и скорби: Людвиг изработался, его изводят грудная жаба и болезни дыхательных путей. 27 июля 1887 г. они с женой находятся на водах в Норвегии, в Модуме. Их сопровождает Людвигов сын Эмануэль. Чем болеет Эдла, не очень ясно, но оба супруга усердно лечатся – как и их дочь Мина, которая всегда была слабенькой девочкой и в раннем детстве, видимо, страдала туберкулезом (теперь у нее проблемы с позвоночником). Эдла пишет двадцатилетней падчерице Анне, под присмотром которой оставила младших детей в Финляндии – в усадьбе на Карельском перешейке, где семейство обычно проводит летние месяцы:

«Любезная моя Анна!

Во вторник мы прибыли в Модум! Несмотря на отвратительную погоду, оказалось, что Норвегия – чудесная страна с совершенно потрясающей природой. Я дышу и наслаждаюсь. Посмотрим, как подействуют ванны и воздух. По-моему, папа чувствует себя не хуже, чем в любом другом месте, и ему тут как будто нравится. Он возобновил свои ванны и ингаляции, Мине пребывание здесь тоже должно пойти на пользу».

18 августа Людвиг и Эмануэль ненадолго возвращаются в Петербург. Эдлу они оставляют в Норвегии, договорившись, что она встретит мужа через три недели – очевидно, за границей. Эдла подчиняется, хотя внутри у нее сомнения: «Если б мне дали прислушаться к голосу сердца, я бы за два часа собралась и поехала с ними домой». Она не решается перечить Эмануэлю, который считает, что Людвигу нельзя надолго задерживаться в российской столице. С Эдлой быстро уехать оттуда было бы невозможно.

«Анна, я бы советовала тебе пробыть в Петербурге до самого папиного отъезда. Ты знаешь все его привычки, а папа настолько приучен к женскому уходу, что мне кажется крайне важным, чтобы о нем заботилась именно ты. Остальные как-нибудь обойдутся».

Лето кончилось, в Петербург возвращаются с дачи младшие лети. Эдла пишет из Норвегии Анне:

«Можешь себе представить, как здесь пусто. Мы с Миной чувствуем себя забытыми на вокзале вещами. На ее вопрос: „Мамочка, куда мы теперь поедем?“ я отвечаю: „Поживем – увидим“. Надеемся завтра получить уведомление и сразу ехать на встречу с папой […] – куда, я и сама не знаю […], рассказывать нечего. Идет дождь, в ноге довольно неприятные подергивания, а так я вроде немного окрепла. Завтра принимаю последнюю ванну, и получится, что я приняла 16 грязевых и 8 электрических, то есть в общей сложности 24 ванны. Рассчитывать на улучшение можно было бы не менее чем за полтора месяца, я же была месяц. Вероятно, вы пробудете на даче еще недели три: только, ради всего святого, береги детей от простуды. Привет всем, твоя мама Эдла».

Эдла сердится на Эмануэля, заставившего ее дожидаться Людвига в Копенгагене. Она могла бы целых три недели жить с детьми! «Дай-то Бог, чтобы малыши под твоим присмотром были здоровы и получали хорошее воспитание. А что материнскому сердцу приходится разрываться, так это не в первый и наверняка не в последний раз!» И все же она безумно скучает, особенно по самому младшему, годовалому Йосте. В конце письма Эдла прибавляет: «Мина очень добра и ласкова и всячески старается заменить вас всех, но вас девятеро, а она одна». Анне поручают выслать в Канны, куда они теперь направляются, нарядную одежду Эдлы и Минины ботинки, рейтузы и шерстяные чулки.

В конце января 1888 г. Людвиг, Эдла и Мина прибывают в Канны. Чуть погодя туда приезжает Эмануэль со сводными братом и сестрами – Луллу, Ингрид и Мартой, а также их гувернанткой. Анна осталась в просторном особняке на Самсониевской набережной пестовать младших братьев – Эмиля, Рольфа и Йосту. Для нее морозная зима тянется очень долго. На некоторое время в Петербург возвращается Эмануэль – помочь Карлу с делами.

Людвиг считает, что у него малярия или тиф, но три врача говорят, что это сдает сердце. С берегов Средиземного моря Людвиг шлет цветы Анне и петербургским друзьям.

В феврале 1888 г. бабушка Андриетта пишет Анне:

«Сердечное спасибо за чудесную фотографию с изображением маленького Эмиля и тебя: она мне вдвойне милее оттого, что вы там вместе. Я еще не вставила ее в альбом, потому что хочу иметь под рукой и чаще любоваться на вас: карточка вышла такая красивая, что я словно воочию вижу вас обоих рядом».

Андриетта тоже получает свежие цветы от своего дорогого Людвига, хотя их доставляют из Канн в разном виде. Иногда почтовые служащие роются в посылке, отчего цветы замерзают. «Мне кажется, можно было бы менее настойчиво копаться в чужих вещах», – пишет Людвигу Анна, он же в ответном письме рассказывает о театральных и балетных спектаклях, о бале у Шоловых и обеде у Нюбергов, на который они ходили с Эмануэлем. «Прилагаю полученное сегодня замечательное