У истоков Руси - Иван Беляев

Но в то же время и старая жизнь еще продолжала пользоваться своими успехами в большинстве русских людей. Отдаленные углы Русской земли еще упорно отстаивали свое язычество, волхвы и кудесники еще пользовались уважением темного народа; мы видели, что в 1024 году Ярослав сам должен был отправиться в отдаленную землю Суздальскую, чтобы утишить там мятеж, произведенный волхвами, которые ходили по случаю голода по селам и городам и избивали старых людей, рассказывая невеждам старую языческую басню, что старики и старухи удерживают у себя обилие земли и от того-де хлеб не родится. Та же привязанность к старому язычеству, нет сомнения, продолжалась и в других краях Руси; те из киевлян и новгородцев, которые с воплем и слезами провожали поруганный кумир Перунов, конечно, тайно продолжали еще молиться и Перуну, и рощам, и кладезям и бегать от христианских церквей. Недаром же Ярослав, рассылая священников по городам и селам, наказывал им, чтобы они почаще приглашали прихожан в церкви; ясно, что новые христиане еще туго посещали храмы Божии, а охотнее ходили молиться рощам и кладезям. Самые монастыри, построенные Ярославом в Киеве, плохо еще удовлетворяли истинно благочестивых людей и не были образцами христианской жизни; так, преподобный Антоний, пришедши от Афонской горы, пересмотрел все киевские монастыри и ни в одном не решился остаться, а поселился в уединенной пещере над Днепром. Даже в иных семьях княжеских еще продолжали доверять разным языческим суевериям; так, при рождении Всеслава Полотского были приглашены волхвы, которые и наказали его матери навязать новорожденному какое-то язвено, чтобы носил до смерти.

Но и кроме прямых языческих суеверий, старая жизнь еще не оставляла русского общества. Знаменитые по народным преданиям пиры Владимира и по принятии князем христианства еще много удерживали в себе старых языческих обычаев, на них еще участвовали скоморохи со старыми языческими песнями, весь склад сих пиров был еще старый, и все попойки и разговоры отзывались удалой стариною. Книголюбец Ярослав уже не давал пиров, как не согласных с новыми требованиями жизни и напоминавших не христианскую старину; брат его Мстислав Черниговский и Тмутараканский, подобно отцу, был еще охотник до пиров и не щадил для них своего имения. А ежели так было у князей, то у народа, вообще туго принимающего новости, дохристианская старина была еще сильнее. Мы уже видели, что Ярослав в своей Русской Правде не мог еще отменить старого обычая мести и только сократил его, а в своем уставе о судах церковных тот же князь не только допустил, но и узаконил некоторые старые, отзывающиеся язычеством обряды на свадьбах и сговорах. И вообще русские люди при Владимире и Ярославе в большинстве еще много соблюдали языческих старых обрядов в разных важных случаях частной жизни, от рождения человека до его погребения.

Но в то же время жизнь русского общества быстро продолжала развиваться, по крайней мере в более значительных городах. Для построения и украшения церквей стали приходить на Русь разные художники из Греции, строители, иконописцы, певцы и другие, к которым поступали русские люди в ученье и распространяли разные искусства, допрежде неизвестные на Руси. Пышность княжеского двора, введенная Владимиром и поддерживаемая Ярославом, вызывала также своего рода разных художников, которые тоже распространяли свои знания в народе, принимая к себе в ученики русских людей. Торговля по-прежнему производилась с большою деятельностью и постепенно расширялась; новые потребности жизни вызывали новые виды торговли. Современник Владимира, немецкий летописец Дитмар, насчитывает в Киеве уже четыреста церквей и восемь торговых площадей; другой иностранный летописец, Адам Бременский, уподобляет уже Киев Константинополю; и действительно, Ярослав старался украсить этот город по образцу греческой столицы. Другие города Руси, современной Владимиру и Ярославу, по всему вероятию, также процветали и украшались, особенно те, где жили князья сыновья Владимира и Ярослава.

Русь, при Ярославе состоявшая из трех отдельных владений, самого большого Ярославова и потом Новгородского и Полотского, по смерти Ярослава разделилась на семь отдельных владений, независимых друг от друга. Новгородское и Полотское владения остались по-прежнему: Полотское за потомками Изяслава Владимировича, а Новгородское за самим господином Великим Новгородом при выборных князьях. Огромное же владение Ярославово по собственному завещанию самого старого князя разделилось на следующие отдельные княжества: 1-е, Киевское, которое обнимало собою весь правый берег Днепра, ему принадлежали как Киевская область полян, так и земли Древлянские и Туровские и, кажется, Червенские города; 2-е, Черниговское, ему принадлежали кроме Северянской области Чернигова еще Тмутаракань на юге и земля вятичей, также Рязань и Муром на северо-востоке; 3-е, Переяславское, состояло из Переяславской области на юге в Приднепровье и из северных областей, Ростова, Белоозера, Суздаля и других тамошних новгородских колоний; 4-е, Смоленское, заключало в себе древние земли кривичей, верхнее течение Днепра по обеим его берегам, а также колонии кривичей в южных пределах Литовской земли; 5-е, Владимиро-Волынское, которому принадлежала Волынь с частью Подолии, область сия простиралась от реки Горыни на запад до реки Западного Буга.

Хотя по Ярославову завещанию Изяслав Киевский назван старшим князем и заступил место отца; но по характеру своему он не мог занимать этого места, а старшинство по завещанию не давало ему никакой власти над младшими князьями, которые по самому завещание были признаны независимыми и самостоятельными владельцами, каждый в своей области, старший брат даже не получил права суда над младшими и не мог изгнать ни одного из них, а только обязан был помогать тому из братьев, кого будут обижать другие. Но владения Ярославовых детей недолго оставались в том виде, в каком их оставил Ярослав: на третьем году по смерти Ярослава умер Вячеслав Смоленский, а на пятом Игорь Волынский; и Изяслав Киевский их владения присоединил к своим, а сыновей их оставил без владений и держал их при себе как малолетних; и таким образом из пяти княжеств, образовавшихся из Ярославовых владений, через пять лет после его смерти образовалось три владения, самое большое Изяславово и потом Святославово и Всеволодово. Сии три старших брата первоначально жили мирно между собою; Святослав и Всеволод даже смолчали, когда Изяслав усилил свои владения присоединением Смоленска и Волыни.

Но мир и тишина на Руси были непродолжительны: с одной стороны, на юго-восточные границы Руси надвигался новый сильный враг – половцы, сменившие печенегов; а с другой стороны, и между князьями накоплялось много разных неудовольствий, которые скоро ли, долго ли должны были разродиться междоусобиями. В народе уже начало носиться какое-то темное предчувствие грядущих несчастий, люди стали уже замечать разные предзнаменования не на добро: то Волхов шел пять дней вверх, а не по течению, то семь вечеров кряду видели на западе какую-то необычайную звезду с кровавыми лучами, то рыболовы вынули из Сетомли какого-то странного урода в образе человеческом, то замечали затмение солнца; и все это сильно смущало и волновало народ. Да и кроме темных предзнаменований было уже немало беспокойств: Всеволод Переяславский уже несколько раз бился то с торками, то с новым врагом – половцами; Святослав Черниговский должен был воевать со своим безудельным племянником Ростиславом, сыном покойного Владимира Ярославича Новгородского, который отнял у Святославова сына Глеба Тмутаракань, пробравшись туда из Новгорода. Потом в 1066 году Всеслав Брячиславич, князь Полотский, один из самых удалых князей своего времени, напал на Новгород, разбил тамошнего князя Мстислава, сына Изяславова, ограбил храм Св. Софии, снял колокола и паникадилы и кроме разных богатств захватил множество пленников, жен и детей. Это нападение Всеслава на Новгород подняло князей Киевского, Черниговского и Переяславского; они все вместе двинулись на полотские владения и после жестокой битвы взяли Минск, потом пошли к Немизе, куда явился и Всеслав, и здесь произошла страшная сеча, дорого стоившая обеим сторонам и кончившаяся бегством Всеслава. Но Всеслав и разбитый был еще страшен для сыновей Ярослава; они целых четыре месяца не распускали войска и стояли на границах Полотских владений и, чтобы покончить с ним дело, прибегли к хитрости. Они зазвали Всеслава для переговоров в Оршу близ Смоленска, поклявшись честным крестом, что не сделают ему никакого зла; и когда Всеслав, положившись на их крестное целование, переехал в лодке через Днепр и вошел в шатер Изяславов, то схватили его изменнически и увезли в Киев, где Изяслав его и его двух сыновей засадил в поруб.