Королевская посланница - Лариса Шкатула

Наверное, старой деве так вести себя и положено. Это Соня сама про себя так пошутила.

Слышно было, как кучер щелкнул кнутом, и карета тронулась в путь. Но так как до Парижа было целых четыре лье, как тут же сообщил Соне словоохотливый Жюль д’Аламбер, брат с сестрой принялись сплетничать о придворных, рассказывать русской княжне, как живет французский двор.

Что она, бедняжка, может об этом знать в своей Сибири, которая только и славится разве что медведями. Ну, ещё и мехами.

Соня слушала вполуха. Молодой граф тарахтел, не переставая.

Соня не могла сказать, что он глуп, но все его суждения были настолько легковесны, что с ними можно было бы и поспорить… если бы он дал ей возможность вставить хоть слово. Ага, карету на ухабе тряхнуло, и Софья спросила будто невзначай:

– Скажите, а вам приходилось бывать в Марселе?

Брат с сестрой переглянулись, и Жозефина сморщила нос:

– Я была однажды. Мне не понравилось. Там всё провоняло рыбой. Жуткая вонь!

– Париж, однако, тоже не славится чистым воздухом, – заметил её брат. – Вы сами убедитесь, моя дорогая… княжна! Это самое причудливое смешение богатства и нищеты, благоухания и откровенной вони. Но тем не менее Париж остается городом мира. Его обаяние и очарование будут вечно вдохновлять поэтов и писателей всех времен и народов…

Завёлся! Наверное, нет на свете вопроса, который был бы неведом словоохотливому графу и по коему он не имел бы своего мнения.

– А меня Марсель поразил! – она прервала его вдохновенную речь и улыбнулась про себя досаде Жюля. – О нём мне рассказали такие таинственные истории. Военные и торговые суда, утлые лодчонки, смешение языков и разыгрывающиеся вдали от людских глаз трагедии…

– Вот видите, и там смешение, как везде! – тут же подхватил граф. – Мы вынуждены жить бок о бок с теми, кто доедает последний кусок хлеба и не имеет ни единого су, или с теми, кто потерял счет своим луидорам…

Нет, всякие попытки Сони вывести беседу в нужное русло оказывались тщетными. Ей попался весьма распространенный тип оратора, а не собеседника: он предпочитал говорить один и слушать только самого себя. А между тем… Соня хотела подтолкнуть его к разговору о том, что волновало её: не пропадали ли совсем недавно без вести молодые женщины, бывшие прежде при дворе?

Когда она оказалась пленницей Флоримона в одном из его тайных убежищ, тот, как и обещал, прислал к ней молодую женщину. Та обрезала ножом путы, помогла Соне одеться и, поминутно оглядываясь на дверь, прошептала:

– Если вы сможете отсюда вырваться – что-то подсказывает мне, что вас вместе с нами не повезут, – передайте моей матушке, что я жива… Она живет в Париже. Оплакивает меня. Все думают, будто я утонула, катаясь на лодке. А это всё подстроили люди Меченого! Если бы она знала, то, наверное, постаралась бы выкупить меня. Правда, мы не очень богаты. После смерти батюшки…

В это время за дверью раздался звук шагов, и она испуганно замолчала.

– Имя! Вы не сказали ваше имя! – затеребила ее Соня. Судьба этой девушки напомнила Соне её собственную судьбу: Астаховы тоже стали особенно бедствовать после смерти Сониного отца.

Но девушка вся превратилась в слух, дрожа и не двигаясь с места. Что же сделали с нею эти негодяи? Какому изощренному «обучению» подвергли?

– Как зовут вашу матушку? – чуть ли не крикнула ей Соня в самое ухо.

– Маркиза Фредерик де…

Она не успела сказать, за нею пришли, и Соня имени так и не узнала. Она хотела подвести к нужному ей разговору д’Аламбера, подозревая, что брат и сестра в курсе всех дел, происходящих в Париже.

– …Представьте себе, княжна Софи, – рассказывал между тем граф д’Аламбер, – один барельеф над воротами дома…

– Мы подъезжаем к Парижу! – бесцеремонно прервала брата Жозефина. – Пусть теперь княжна сама рассмотрит его красоты. Пока мы не очутились среди обещанных тобою вони и нищеты!

Она хихикнула, подколов брата. Похоже, они относились друг к другу без особой любви, но с тем, что Соня назвала бы чувством клана. Иными словами, любой из родственников был бы не прочь способствовать возвышению или обогащению другого, подразумевая, что и собственное положение или состояние вместе с этим упрочится…

Соня поймала себя на этих мыслях и посмеялась: она становится философом… и человеком, который лучше узнает натуры других людей благодаря собственной внимательности и умению делать выводы из увиденного.

А может, княжна просто быстро взрослела, приходя в соответствие своему возрасту как отношением к жизни, так и жизненным опытом. Скорее всего, тому способствовало обилие впечатлений, которых она прежде была лишена.

На обратном пути в Версаль Соня уже не обращала внимания на болтовню графа д’Аламбера, хотя во время прогулки по Парижу готова была как следует треснуть его по голове, чтобы он хоть немного помолчал.

Жозефина, впрочем, особой деликатностью не отличалась. По крайней мере, в отношении своего брата. Она буквально простонала:

– Помолчи, Жюль! Никакие тяготы поездки не могут утомить так, как твои бесконечные разговоры.

На миг Соне даже стало жалко словоохотливого графа, который после отповеди сестры сразу прикусил язык, но такое состояние было для него мучительно. Он поискал глазами глаза Сони и, уловив в них сочувствие, взбодрился. Не захотел остаться в долгу у сестры.

– Понятное дело, тебя, как всякую глупышку, утомляют умные речи. Ещё бы, ты ведь едва связываешь фразу из трех слов.

– Зато я не надоедаю окружающим! – отрезала та. – Знаешь, как называют тебя при дворе?

Она даже набрала в грудь воздуха, чтобы выпалить в лицо брату, конечно же, обидное прозвище, но вовремя опомнилась. Искоса взглянула на Соню и пробормотала:

– Лучше не задевай меня. Тебе же будет хуже.

Пока брат с сестрой препирались, Соня откинула голову на спинку сиденья и предалась своим мыслям.

Полностью осмотреть Париж у них попросту не хватило времени, но граф показал богатой иностранке всё лучшее.

Соню восхищали парижские лавчонки, где продавались самые удивительные и экзотические духи, помада, пудра – все, что нужно женщине. У нее не было денег, но Жозефина покупала всё, на что падал взгляд Сони, пояснив, что это побеспокоилась о ней герцогиня де Полиньяк. Мимоходом княжна подумала, что деньги могли бы отдать и ей, но юной Жозефине, видно, было приятнее покупать ей безделушки как бы из своих рук.

Брат с сестрой привели её в небольшую кофейню, такую чистенькую и уютную, что Соня пришла в совершенный восторг.

Но самое большое удовольствие она получила от посещения сада Тюильри. Тенистые аллеи старых могучих деревьев, высокие террасы, которые простирались по обе стороны сада, почему-то наводили на мысль о Древней Греции. Соня уговорила своих сопровождающих взобраться на одну из них и долго любовалась открывшимся изумительным видом дворцов, храмов, мостов Сены… Благословенна Франция!