Злые игры - Анжела Марсонс

– Спорю, что вам это нравится.

– Восхитительно, – улыбнулась Алекс. – Ну и кто из нас двоих сейчас «мозгоправ»? У меня такое чувство, что в конце беседы ты вручишь мне счет за услуги.

– Ну да, на пару сотенных бумажек. – В голосе Барри прозвучал сарказм.

– В любом случае хватит обо мне. Расскажи мне, как ты живешь? – спросила доктор Торн, которой не терпелось возобновить эксперимент.

– Не так уж хорошо. Они поженились, – ответил он несчастным голосом.

– Барри, ради бога, прости меня. Я не знала…

– Вы здесь ни при чем, – отмахнулся он от ее извинений.

Алекс немного помолчала, чтобы он мог осознать слова, которые только что сказал. Теперь пора начинать.

– Она его любит? – спросила она нежным голосом.

Как она и хотела, этот вопрос вызвал у него боль. В глазах у мужчины мелькнула неуверенность.

– Не знаю. То есть, наверное… Она же вышла за него.

– А ты не думал, что Лиза вышла за него из-за чувства ответственности?

– А это имеет какое-то значение?

– Если б я все еще ее любила, то для меня – да, – мягко произнесла доктор Торн.

– Она все равно никогда не примет меня назад, – покачал головой Барри.

Несколько секунд Алекс молчала.

– Х-м-м-м… А вы с братом дрались, когда были детьми?

– Это первый профессиональный вопрос, который вы задали, – улыбнулся мужчина.

– Прошу прощения. Мне просто интересно, было ли это простым совпадением.

– Что именно? – нахмурился Барри.

– Подожди-ка, ты сам только что сказал, что я не могу быть «мозгоправом». Ты уж как-то реши для себя…

– Продолжайте.

– Иногда братья и сестры в детстве соревнуются между собой. Обычно – за любовь или признание родителей. Когда ребенок чувствует, что его брат или сестра умнее, привлекательнее или более любим, он вступает в соревнование, стараясь имитировать поведение более успешного родственника. Обычно такое соревнование исчезает само собой, когда дети вылетают из родительского гнезда, но иногда такая ревность сохраняется и в зрелом возрасте.

Алекс видела, что Барри серьезно задумался о сказанном. Еще бы! Каждый, у кого есть брат или сестра, может вспомнить о драках из-за игрушек, одежды или музыкальных дисков. И это абсолютно нормально.

Доктор Торн пожала плечами, как будто все это мало ее волновало.

– Понимаешь, все выглядит так, будто ты во всем винишь только себя и не знаешь, какая часть твоих терзаний тобою просто придумана. Поэтому повторю свой вопрос – она его любит?

– Я все-таки не понимаю, почему это так важно? Она никогда не сможет меня простить!

– Это действительно неважно, если ты уже сдался.

– Но что я…

– Ты сам говорил, что готов ей все простить, только бы восстановить семью. А откуда ты знаешь, что она не думает так же? Сейчас брат украл у тебя твою жизнь. Он забрал у тебя жену и стал отцом твоей дочери, а ты даже не знаешь, любит ли его твоя жена!

Почти готов. Ну и последний удар.

– Ты не должен ему завидовать. Сам подумай, как он живет? Он прикован к инвалидному креслу. Может быть, милосерднее было бы, чтобы он вообще не выжил… – Алекс помолчала. – Может быть, это было бы добрее по отношению к твоей жене.

Барри, не отрываясь, смотрел на нее. В глазах у него появились проблески новой надежды.

– Может быть, она обо всем жалеет и хочет, чтобы ты вернулся. – Доктор Торн пожала плечами и вздохнула: – Вернулся сильным мужчиной, которого она когда-то любила, и настоящим отцом ее дочери. Но в то же время никак не может забыть о своей обязанности ухаживать за твоим братом.

– Не знаю… – У Барри был смущенный и взволнованный вид.

– Знаешь, – сказала Алекс, слегка наклоняясь к нему и сгибая ноги, – я тоже сказала мужу, что никогда его не прощу. Но если завтра он появится у меня и будет искренне сожалеть о содеянном, я, наверное, дам ему еще один шанс. Я его люблю, скучаю по нему, и он, в конце концов, отец моего ребенка! Проще говоря – я хочу вернуть семью.

Барри несколько минут сидел молча, а потом встал.

– Пойду прогуляюсь. Мне необходимо проветриться.

Торн кивнула и улыбнулась, затем взяла с подноса печенье. Этот эксперимент похож на игру в волчок. Закручиваешь его как можно сильнее, а потом ставишь на пол, совершенно не зная, в какую сторону он двинется.

Ким отбросила последний отчет. Абсолютно ни черта – ни от водителей автобусов, ни от таксистов, ни от жителей. Мужчину убивают ножом посреди города, и никто ничего не видит и не слышит!

– Есть еще один отчет, – сказал Брайант, роясь в бумагах у себя на столе.

– Ну, конечно! Восемнадцатилетнему юнцу, абсолютно обдолбанному, показалось, что он видел кого-то сидящим на стене возле автобусной остановки в четверть двенадцатого ночи.

– Вот именно. А последний автобус прошел в…

– Это не назовешь прорывом, правда? Кто-то, сидящий на стене возле остановки…

– А может быть, это сделали подземные гномы? – вздохнул Брайант.

– Что ты сказал?

Сержант взял их кружки и отошел к кофеварке.

– У шахтеров есть рассказы о сказочных существах, которых они называют подземными гномами. Когда эти гномы сердятся, то прячут инструменты, свечи или неожиданно выскакивают из-под угольных пластов и всячески осложняют всем жизнь. Их никто никогда не видел, но никто не сомневается, что они живут в шахтах.

– Ты нам всем очень помог. Итак, теперь мы занимаемся поисками чертовой феи Дин-Динь[30].

– Вооруженной пятидюймовым кухонным ножом, если судить по ранениям, – добавил Доусон.

– Предварительные исследования показали, что смертельным был уже первый удар, который попал прямо в легкое.

Раздался телефонный звонок. Стоун не обратила на него внимания. Брайант снял трубку.

– И удар жертве был нанесен снизу вверх – или потому, что убийца знал, куда бить; или потому, что у них была значительная разница в росте. Остальные раны были нанесены то ли от ярости, то ли от разочарования.

– Шеф…

– В чем дело? – Ким повернулась к Брайанту.

– Нам везут возможное орудие убийства.

– И где его нашли? – спросила Стоун, а ее мозг был уже занят обработкой новой полученной информации.

– Заброшенный участок земли на Дадли-роуд. Там кто-то из местных пасет лошадей.