Оборотень - Евгений Сухов

— Например? — подал голос Лаврентий Павлович, как-то сразу заинтересовавшись выступлением. Про себя Берия уже прозвал этого полкана Грибом.

Гриб в ответ на вопрос маршала с готовностью отозвался:

— Пожалуйста, все очень просто. Можно держать блатных в карцере, вдвое и втрое превышая установленную норму, — в таких условиях не каждый выживет, многие издохнут быстрее. Самых отъявленных смутьянов можно подсаживать к туберкулезникам, тогда даже здоровый молодой заключенный уже через полгода станет безнадежно больным. Я бы даже создал туберкулезную зону, куда следовало бы направлять особо неблагонадежных. При необходимости можно предложить еще сотни способов борьбы с ворьем. Так что, товарищи, на мой взгляд, расстрел — не единственный возможный способ уничтожения воровской касты.

Берия понимающе закивал. Про себя он уже отметил это предложение как весьма перспективное. Оно, конечно, было так же смертоносно, как кашель туберкулезника, но Лаврентий Павлович всерьез задумался о том, как воплотить его на практике.

Потом выступил крепкий майор с изуродованной левой рукой. Он уверенно взошел на трибуну, ослепил присутствующих ровным рядом металлических зубов и заговорил:

— Все, что здесь предлагал предыдущий товарищ, возможно, и не лишено смысла, но не нужно забывать о том, что воры в законе — это не стадо баранов, которых баран-вожак может повести под топор мясника. Они сильны своей организацией и самодисциплиной. Мы не раз уже убеждались в том, что им достаточно только бросить клич, как восстание поднимут сразу в десятках зон.

Они фанатики, когда речь идет о воровских идеях, они, если потребуется, могут приказать туберкулезникам перецеловать всех охранников, а тогда, извините, на погост придется отнести добрую половину личного состава. Мне думается, что поступать с ворами в законе следует совсем по-иному.

— И как же, как же, товарищ майор? — Берия вперил взгляд в самоуверенного нахала.

— Очень просто, Лаврентий Павлович! Нужно сделать так, чтобы они сами уничтожили друг друга. Насколько мне известно, на сегодняшний день на зонах насчитывается около пяти тысяч воров в законе.

— Я вижу, что вы хорошо осведомлены, товарищ майор, — мягко прервал выступление Берия, но потом улыбнулся, едва раздвинув губы:

— Это секретные оперативные данные. Продолжайте.

— Воры в законе сегодня рассредоточены по многим зонам Сибири, Дальнего Востока, Урала, Заполярья. Я же предлагаю сделать вот что. — Выступающий на несколько секунд замолчал, собираясь с мыслями, а потом продолжал так же уверенно:

— Нужно создать для воров в законе специализированный лагерь, куда следует перевести их всех и сразу. Я очень хорошо знаю эту публику, каждый из них мнит себя едва ли не пупом земли.

Представьте себе, что будет, если мы этих гордецов поместим вместе в тесных переполненных бараках? По воровским законам наказать пахана имеет право только пахан. Если пахана оскорбит кто-то другой, обидчик подлежит немедленному уничтожению. Нам не нужно будет расстреливать воров — они сами перережут друг друга. И тогда в течение месяца мы сможем избавиться от всех воров в законе, а оставшиеся без своих вожаков заключенные сделаются более сговорчивыми. Если выявятся какие-то новые лидеры, то мы сумеем перевести их в тот же лагерь, и история повторится вновь. Вот такое у меня предложение.

Выступающий почтительно кивнул наркому, твердой походкой сошел с трибуны и возвратился на свое место.

— Кто этот майор? — Берия взглядом указал на выступавшего.

Сосед министра — генерал Воронов, который выполнял обязанности референта, отреагировал мгновенно:

— Товарищ Берия, это начальник колонии номер семьсот двадцать три майор Беспалый.

— Где находится колония?

— Под Североуральском, Лаврентий Павлович.

Генерал Воронов при Берии служил уже четвертый год. За это время он успел основательно изучить повадки своего шефа и знал, что тот интересуется не только красивыми женскими ножками, но и современными техническими разработками, последними достижениями науки. Тем не менее особое пристрастие Берия питал к ГУЛАГу, — это ведомство он любил называть своим «детищем». Берия помнил имена и фамилии многих начальников колоний, не забывал даже разжалованных и осужденных, а к некоторым питал нечто вроде привязанности и призывал их для задушевного разговора в Москву каждые полгода. Воронов знал и о том, что трое его предшественников были уволены за «некомпетентность»: вся их провинность заключалась в том, что они не всегда точно и быстро могли ответить на неожиданные вопросы наркома. Воронов догадывался, что свой земной путь они, скорее всего, закончили в краю вечной мерзлоты. Генерал был из тех, кто умеет извлекать уроки из ошибок других, а потому всегда тщательно Готовился ко всякого рода заседаниям и совещаниям и знал о каждом выступавшем куда больше, чем входило в его обязанности. Но к Беспалому у Воронова интерес был особый, так как личность эта была неординарная.

— Что он за человек? Мне показалось, что майор больше похож на уголовника, чем на кадрового офицера. Или, может быть, это издержки профессии, когда начальство очень напоминает своих подопечных? — усмехнулся Берия.

— Вы, как всегда, очень проницательны, Лаврентий Павлович. Этот человек действительно бывший уголовник и даже более того — он бывший вор в законе! Из беспризорников, отсидел несколько лет, потом Веселовский взял его под свое крыло и стал с ним вплотную работать.

— Веселовский? Это тот, которого расстреляли в тридцать девятом? А этот Беспалый очень неглуп, — раздумчиво заметил Берия. — Чувствуется, он знает предмет. Значит, вы говорите, что он был вором в законе?

— Так точно, Лаврентий Павлович!

— Пожалуй, он засиделся в майорах. Я хочу, чтобы вы подготовили приказ о присвоении внеочередного звания майору Беспалому. И секретное предписание о предоставлении полковнику Беспалому чрезвычайных полномочий.

Пусть он в своем Североуральске создаст колонию нового типа, о которой он тут нам так красноречиво говорил. А если не оправдает доверия — вернется туда, откуда вышел…

В 1936 году Тимофей Беспалый прибыл в колонию в Североуральске в качестве начальника лагеря. Товарищ Веселовский, благословляя своего протеже на новое назначение, говорил:

— Ты должен всем доказать, что способен на многое. Я верю в тебя!

Убежден, пройдет год-другой, и тебя заметят. Есть в твоем характере нечто такое, что отличает тебя от всех остальных. Не знаю, откуда это в тебе…

— Скорее всего беспризорное детство сказывается, — улыбнулся Беспалый.

— Возможно, возможно, — согласился Веселовский. — Уверен: быть начальником лагеря — не самое. худшее занятие. Тебе понравится. Потом будешь меня благодарить. Дело нужное, кому-то ведь надо заниматься и этим. И знаешь, я тебе хочу сказать: мне кажется, что ни у кого это не получится лучше, чем у такого, как ты, кто на своей шкуре все испытал. Эта работа для тебя. Тебе будет легко справиться с себе подобными, потому что ты знаешь их привычки, обычаи, ты, как никто другой, знаешь уголовный мир, и я уверен, что ты меня не разочаруешь. А теперь говори, какую ты хотел бы возглавить колонию?