Страж ночи - Сьюзен Виггз

— Если вы желаете сохранить свои любовные орешки в целости, Пьетро, держите ваши выводы при себе.

Аретино подмигнул.

— Легче удержать прилив в лагуне.

Кавалли, наконец, не выдержал и улыбнулся. Каким бы докучливым не был поэт, он всегда забавлял, сохраняя злобу для своих пасквилей.

— Маэстро дома? — Сандро кивнул в сторону студии.

— Работает. Его лучше не беспокоить.

— А вы кто, его сторожевая собака?

Пьетро рассмеялся и налил вино в два бокала.

— Составьте мне компанию, Сандро! Вас редко увидишь с бокалом в руке. Доставьте уж мне удовольствие!

Кавалли неохотно принял приглашение и взял один бокал из рук Аретино.

— Я к вам не заглядываю, Пьетро, потому что у вас так легко споткнуться: на каждом шагу гости! Вы превратили свой дом в лечебницу, должен заметить.

Аретино залпом выпил вино.

— Только одно крыло. Мне жаль несчастных.

Несмотря на хвастовство и скупость, поэт так же легко открывал двери своего дома для нищих, как и для принцев.

— Другое крыло, — продолжал Пьетро, подмигивая Сандро, — это мой гарем. Сейчас у меня шесть любовниц. Вы знаете, люди зовут их Аретине.

Сандро догадывался, кто именно прозвал их так.

— Вы ждете от меня шесть поздравлений?

— Старина, больше! Я не довольствуюсь только своим гаремом! Пойдемте, хочу вам кое-что показать.

Бросив нетерпеливый взгляд на дверь, Кавалли смирился с назойливым обществом Аретино и вслед за облаченной в бархат могучей фигурой прошел, минуя переход, в длинную затемненную комнату.

— Частная галерея Тициана, — пояснил Пьетро.

— И что мы здесь делаем?

— По-моему, ничего частного не бывает! — Аретино неуклюже пробрался к окну и распахнул ставни.

В комнату хлынул поток света. Из мебели в ней была лишь скамья в форме буквы U. На стенах висели несколько полотен без рам. На каждом холсте изображена была одна и та же женщина — Лаура.

Все самообладание понадобилось Сандро, чтобы внешне остаться совершенно спокойным, и вся хитрость понадобилась Пьетро, чтобы разгадать, что скрывается за холодным выражением его лица.

— А я так и думал! — пропел Аретино. — Даже Страж Ночи поддался ее чарам! Тициан так мне и сказал, но я не поверил, а зря.

— Что вам сказал Тициан?

— Что вы э… что Лаура произвела на вас впечатление.

— Какая Лаура?

Аретино усмехнулся и погрозил Сандро пальцем.

— Друг мой, я измеряю ваш интерес тем, сколь упорно вы демонстрируете его отсутствие. Вас можно читать, как открытую книгу. Вы без ума от нее, Сандро!

— Не будьте смешным! Она же совсем ребенок.

— Но в высшей степени манящий и привлекательный, разве нет? Ладно, знаю, вы горите желанием узнать мое мнение обо всех этих картинках, поэтому пощажу ваше достоинство: можете не спрашивать!

Он похлопал себя по животу, похожему на бочку.

— Твердый как арбуз!

Поэт по самому себе поаплодировал еще раз, идя вдоль стены.

— То, что Петрарка сделал для Лауры в стихах, Тициан делает для ее тезки в живописи. Над этими полотнами он трудился несколько месяцев. Как видите, Лаура вдохновила маэстро, как никакая другая натурщица.

Аретино задержался возле пышной Венеры.

— Слюнки текут, а?

Обнаженная богиня, лежащая в томной неге, вызывала в теле Сандро значительно более сильный отклик, нежели простое слюноотделение. Оторвав от картины взгляд, он стал созерцать облик Флоры, нежной, как согретый солнцем спелый персик. На соседнем полотне Леда предавалась любви с лебедем. Выражение ее лица неприятно напомнило Сандро о том, какое лицо было у Лауры в объятиях Марка-Антонио. Откашлявшись, он перевел глаза на Цирцею, обращающую животных в людей. И все эти женщины на полотнах маэстро были Лаурой. В жизни же она не была ни одной из них.

«Нет, — вспомнил Сандро. — В первую встречу она показалась мне богиней!» В каждом образе, изображенном Тицианом, было что-то реальное, земное, но сквозило и нечто божественное, невозможное на земле, Глаза такие искренние, простодушные, в то же время казались полными тайн.

— Довольно… мило, — сказал Сандро. Аретино разразился смехом.

— Какой же вы бездарный актер, но критик из вас… еще бездарнее! Боже, ну признайте же это! Тициан выразил в этих картинах весь свой гений, неужто не видите? Они столь великолепны, что даже пугают.

— Что же маэстро намерен с ними делать? — наморщил лоб Сандро. Он представил себе толпы ценителей прекрасного, умоляющих художника продать им эти шедевры.

Аретино вздохнул:

— Я не знаю, кажется, маэстро пока не решил ничего определенного. Будучи деловым человеком, я бы должен посоветовать ему продать эти картины, ведь они принесут целое состояние, и все-таки не решаюсь это сделать.

Сандро приподнял бровь, и его лицо приобрело сардоническое выражение.

— Это не похоже на вас, старина! Кажется, вы стали подвержены сомнениям?

— Никогда еще сомнения меня не одолевали! — воскликнул Аретино. — Все дело в том, что Тициан недоволен картинами.

Кавалли всматривался в глаза влекущей и застенчивой Цирцеи. Такой Лаура была, когда представляла его своим друзьям в публичном доме. Невероятно, что может не нравиться в картине Тициану?

— Маэстро уверен, что не добрался до глубин души натурщицы, не смог проникнуть в ее тайны.

— Почему вы считаете, что у девушки есть какие-то тайны? — с деланным удивлением спросил Сандро.

Пьетро обвел руками галерею.

— Смотрите сами.

Кавалли пришлось согласиться. Сколь бы неотразимы не были полотна, в них присутствовало нечто неуловимое, что не сумел бы распознать даже самый наметанный глаз. Как глубоко ни проник Тициан в характер молодой женщины, он не смог до конца раскрыть все его грани.

— Знаете, чего недостает всем этим картинам? — спросил Аретино, по школьной привычке закладывая руки за спину. — Тициан не изобразил аромата девушки!

— Конечно, не изобразил! — хмуро согласился Сандро. — Аромат нельзя нарисовать на холсте.

— Так же, как и душу! — заключил Пьетро. — Чувствуешь, что она где-то здесь, а ухватить не можешь. Я готов предположить, что аромат Лауры похож на ее душу — густой, соблазнительный и… неуловимый!

Сандро вспомнил неотразимый аромат волос юной натурщицы Тициана. Ему казалось даже сейчас, по прошествии нескольких дней, что он ощущает чудный запах. Но все портило другое, более свежее воспоминание: образ растрепанной, беспутной девушки в объятиях сына.