Отчаянные - Билл Болдуин

Знакомый голос, разговаривавший с Коттшеллом в приемной, заставил меня расплыться в блаженной улыбке.

— Барбюс! — вскричал я. — Давай ко мне в кабинет — и живо!

Роста в Барбюсе было почти семь иралов, плечи — косая сажень, мышцы — как у циркового борца. Казалось, весит он никак не меньше мильстоуна, но двигается с кошачьей грацией танцора. Был он совершенно лыс — даже бровей не осталось, зато глаза светились разумом. Нос курносый, лицо — округлое, шея — бычья. Могучие ручищи запросто могли завязать узлом ствол лучевой пики. Безукоризненно отглаженная форма сидела на нем так же безукоризненно. Честь он отдавал четко, даже с шиком.

— Господин адмирал, разрешите доложить: шеф-сержант Утрилло Барбюс для прохождения-службы прибыл!

Я встал из-за стола, отсалютовал в ответ и протянул ему руку.

— Чертовски здорово, что ты здесь, шеф, — признался я. — Тебя здесь не хватало.

— Надеюсь, что так, адмирал, — откликнулся он, стискивая мою руку своей стальной лапищей.

— Ты еще пожалеешь, что не остался в пекле на Содеске, — честно предостерег я его.

— Я так слышал, здесь был форменный бардак.

— Ты бы посмотрел, на что это было похоже, когда я попал сюда, — сказал я. — Уильямс буквально чудеса сотворил.

— Ваш начштаба?

— Угу. Думаю, он тебе понравится. Хороший мужик.

— Я слыхал. Специально навел справки у старых приятелей на Авалоне. Они говорят, вы тут откопали настоящее сокровище.

— С твоим приездом этих сокровищ стало два. Он ухмыльнулся.

— Спасибо, адмирал, — сказал он. — Да только, по моим подсчетам, их целых три найдется.

Въехав в свой кабинет, я убрал из него все кресла, кроме моего. Это помогает не затягивать встречи.

— Позавтракать хочешь? — спросил я.

— Во-во, это лучшее из всего, что я слыхал с момента, как сюда прилетел, — откликнулся он.

На протяжении следующего метацикла Барбюс познакомил меня со всеми последними слухами и сплетнями с Авалона, а также передал никак не меньше полусотни голоснимков Хоуп: на коленях у Императора Онрада… на коленях у флаг-адмирала Колхауна… на коленях у адмирала Голсуорси… на коленях у генерала Драммонда… Она явно пользовалась успехом у всего Генерального Штаба. Потом я, в свою очередь, ознакомил его с ситуацией на базе настолько, насколько знал ее сам. Позавтракав, мы встретились в конференц-зале с Уильямсом и занялись делом — то есть приведением базы в полноценное боеготовное состояние.

Где-то в середине дня мне позвонил Коттшелл с сообщением, что ко мне явился некто, желающий обсудить со мной, как он сказал, «очень важное дело». Звали этого «некто» Дейтон Амброз, и он прилетел с Авалона тем же рейсом, что Барбюс.

Я нажал на клавишу отключения звука и повернулся к Барбюсу.

— Тебе известно что-нибудь про типа по имени Дейтон Амброз?

— Дейтон Амброз? Летел сюда на одном корабле со мною, адмирал, — ответил тот. — На мой взгляд, смахивает на чиновника из правительства — навроде курьера. Повсюду таскал с собой прикованный к запястью кейс. Ни разу не видел, чтоб он с кем разговаривал, разве что с капитаном… ну, еще там, со стюардом.

— И это все, что тебе известно?

— Боюсь, что так, адмирал. Я кивнул и отпустил клавишу.

— Спросите его, что за «важное дело».

— Обязательно, адмирал.

Я услышал, как он задает вопрос, но ответа не разобрал.

— Мистер Амброз просил меня назвать вам слово «сапфир», — передал мне Коттшелл.

— Коттшелл, — вздохнул я. — Поставьте мне в кабинет еще одно кресло и скажите ему, что я иду…

Крупный мужчина в темном деловом костюме, с прикованным к запястью кейсом сидел, дожидаясь меня, в моем кабинете.

— Мистер Амброз? — Я протянул ему руку. — Вилф Брим.

— Рад познакомиться с вами, адмирал, — произнес он низким голосом, весьма напоминавшим (равно как и вся его наружность) содескийского медведя. У него был массивный лоб, глубоко посаженные глаза, и все лицо его выражало непреклонную решимость. Здоровые руки отличались тем не менее безукоризненным маникюром. Он положил свой кейс на стол передо мной. — Если вы приложите палец вот сюда, — он указал на большую имперскую печать, — я познакомлю вас с кое-какой информацией из Авалона.

Я прижал палец к теплой печати.

— Будьте добры, подержите еще чуть-чуть… Вот так…

— Простите.

Наконец печать сделалась холоднее, и кейс открылся. Амброз сунул в него руку и достал пухлую папку с вытисненной на обложке надписью «Сапфир».

— Будьте добры, прижмите сюда левый указательный палец, — продолжал он, указывая на квадратик идентификатора в правом верхнем углу папки.

На этот раз я удерживал палец до тех пор, пока защитная лента не исчезла с негромким хлопком.

— Полагаю, вам будет интересно ознакомиться с содержимым папки, пока я здесь, — произнес Амброз, захлопывая свой кейс.

Повозившись с папкой — она была такая новая, что тугая застежка никак не желала открываться, — я все же открыл ее и выложил на стол перед собой содержимое: две навигационные карты, старинную книгу с картинками (одному Вуту известно, когда изданную), а также портативный голодисплей, на котором сразу же высветилась надпись: «ЗАГРУЖЕНО ИНФОРМАЦИЕЙ ИЗ ИМПЕРСКОГО МУЗЕЯ И ИНСТИТУТА ДРЕВНЕЙ КОСМИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ».

— И вы хотите сказать, они послали курьера через полгалактики, чтобы он доставил мне вот это? — не выдержал я.

— Все остальное хранится здесь, — улыбнулся Амброз, похлопав себя по лбу. — Только не у вас в кабинете. Где-нибудь на улице, желательно подальше от базы. Я взял напрокат глайдер. — Он протянул мне еще одну кожаную папку, поменьше.

Я открыл ее, и брови мои против воли удивленно поползли вверх при виде золотой эмблемы на развороте. Этот Амброз на поверку оказался вовсе не простым курьером. Во всей Империи имелось не более пятнадцати старших советников, носивших титул Странников. Мой собеседник имел как минимум флаг-адмиральский ранг. Я сунул папку с надписью «Сапфир» под мышку и следом за ним вышел из кабинета.

— Я побуду некоторое время в конференц-зале, — сказал я Коттшеллу, проходя мимо его стола.

— Я повешу к вам на дверь табличку «Не беспокоить», — с улыбкой ответил Коттшелл.

Взятый Амброзом напрокат глайдер оказался на поверку невыразительным четырехдверным «Норданом» 223-й модели. Амброз молчал, поминутно всматриваясь в зеркало заднего вида, пока мы выезжали из города. В конце концов мы остановились на холме, окруженном оливковой рощей, с некошеной травой на склонах и большим каменным колодцем у дороги.

Я огляделся по сторонам. Где-то в стороне неспешно косили траву двое пожилых крестьян. Я успокоился и повернулся к Амброзу.