Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча - Виктор Карпенко

— Долго еще до ханского дворца? — забеспокоился воевода Василий Федорович, обращаясь с вопросом к идущему рядом боярину Михаилу. Тот уже изрядно вспотел, дышал тяжело, с натугой — видимо, плен сказывался. Сглотнув подкативший к горлу комок, выдохнул:

— Не прошли и половины пути. Я же говорил, что город за день не обойти.

Александр Абакунович тоже слышал ответ рязанского боярина. По рассказу Михаила Никодимыча представлялось одно, на деле же все оказалось иным: размеры города и его богатства поражали. Но воевода понял, что забираться в эти пугающие своей прямолинейностью улицы нельзя. Если конница, не дай бог, даже в несколько сотен всадников, ударит, устоять будет трудно и укрыться негде.

— Стой, братцы! — зычно выкрикнул он, и когда ушкуйники сбились в более плотную массу, продолжил: — Этот город настолько огромен и настолько богат, что всего взять нам не под силу, не под силу и унести все, а увезти тем более! Ушкуи не поднимут… Посему дальше не пойдем! В домах брать только золото, серебро, посуду, ткани. Все несите к ушкуям. Понапрасну кровь не лейте! Татарвя, хотя и басурмане, а все же люди… На все дело время до полудня. В полдень отплываем! Все! С Богом! — перекрестился боярин и махнул рукой.

Это послужило сигналом. Ватага рассыпалась. Городские улицы заполнились криками, грохотом выбиваемых дверей, сабельным звоном. Хозяева многих домов — особенно больших и красивых — держали охрану, и охрана грудью стала на защиту хозяйского добра. Сопротивление все больше распаляло молодецкую кровь. Наказ боярина Абакуновича о том, чтобы беречь жизни татар, тут же был забыт. Грабеж вошел в ту самую неуправляемую фазу, когда руку, держащую меч или саблю, не могли сдержать ни детские крики, ни стенания, мольбы стоящих на коленях женщин.

Воевода Абакунович, в окружении полусотни воинов охраны, неожиданно поспешил на пристань. Среди ближних к боярину молодцев оказался и Ярослав. На ходу он распорядился:

— Ярослав! Со своим десятком бегом к ушкуям! Собрать всех на пристани, оставив в лодиях по два человека. Ждать меня!

Когда Абакунович появился на площади пристани, каменными выступами уходящей в реку, у которых покачивались на волне ушкуи, почти три сотни молодцов застыли в ожидании.

Оглядев сотоварищей, воевода покачал головой:

— Мало! Ну, даст Бог, пронесет…

Он запрыгнул на каменную плиту, служившую ограждением, и показал рукой на город.

— Там собратья наши мстятся татарве за причиненные обиды Земле русской! Но нам не ведомо, сколь воинов в ханском стольном граде, и потому эти три улицы, — указал он рукой, — надобно перекрыть! Взять на ушкуях копья и сулицы и стоять там, пока последний брат наш не оставит города!

Приказ воеводы был исполнен. Застыл с копьем в руке и Ярослав. Но он так и не понял, зачем это все? Ведь видел своими глазами, что город беззащитен…

По одному и группами к пристани потянулись ушкуйники, нагруженные награбленным. Чего тут только не было: оружие, поблескивающее драгоценными камнями, инкрустированными в рукояти кривых татарских мечей и в шлемы, сияющие позолотой кольчуги, золотая и серебряная посуда, тюки тканей, мешки с пряностями… Кто-то волок за волосы двух молоденьких девушек, а один вел под уздцы тонконого красавца-жеребца.

— Коня-то зачем? — вырвалось у кого-то из стоявших в охране ушкуйников.

— Ан нича! Пущай будет!

Гора награбленного добра росла на площади перед пристанью с угрожающей быстротой. Пришедших с добычей в город уже не пускали, а рвущихся к оставленному в домах добру останавливали кого криком, а кого и кулаком. Пришедших воеводы сбивали в десятки, сотни и отправляли на усиление ушкуйникам, перекрывающим подходы к пристани.

— Никак воевода глузду лишился. Там же столько добра осталось, — возмущались ватажники.

Другие, понявшие, в чем тут дело, их просвещали:

— Это у вас мозгов с пригоршню. Гляньте, улицы-то каковы… И сотню нукеров не сдержать! Сметут!

— Что, мы им трепку ране не задавали?

— Задавали! Да только то степняки были. А здесь воины, в доспехи убранные, саблями своими кривыми, что молнии, мечут, не углядеть… Мы тут с двумя схватились, так токмо числом и одолели. Потому воевода и приказал стеречь улицы. Вас, дураков, жалеючи, от ворога беречь!

Ярослав поразился прозорливости Абакуновича: «Не зря он главный воевода в ватаге ушкуйников. За всех думает!»

На площадь натащили добра столько, что в ушкуи не уместилось. Жаль было оставлять, да делать нечего. И так борта ушкуев чуть воду не черпали. Полон, что привели, пустили вольно. А вот жеребца еще долго держал под уздцы молодой ватажник не в силах расстаться, будто от сердца отрывал — до чего хорош был конь!

3

Хан Мюрид был в гневе. Его гордость — столичный город Сарай-Берке разграблен и даже местами пожжен. И кем?! Какими-то разбойниками из улуса Джучи.

Уже второй раз он слышит это слово — ушкуйники. Хан Мюрид уже не раз пожалел, что не приказал обезглавить людишек, разоривших Жукотин. Посланец, что принес плохую весть из Сарай-Берке, был тут же изрублен. Но гнев кипел, и чтобы унять свою жажду крови, хан приказал выпустить в загон, где содержали пленных урусов, стаю голодных волков. Только насытившись кровью, он смог осмысленно воспринять то, что случилось в столице. И вскоре из полевой ставки хана Мюрида в Сарай-Берке к визирю Михеду устремился посланник с требованием: немедленно отправить в улус Джучи к великому князю владимирскому Дмитрию Ивановичу посольство с требованием поймать и обезглавить разбойников, учинивших осквернение святая святых — столицы Орды города Сарай-Берке.

Помня о вспыльчивости и жестокости хана, визирь немедленно снарядил посольство во главе с князем Ачихожием. При прощании визирь посоветовал:

— Дойдешь конно до Укека, там водой до Нижнего Новгорода. У князя Дмитрия возьмешь коней и во Владимир. Ежели там нет Дмитрия, иди на Москву. Он там. Отдашь князю послание, а на словах передай, что не сносить ему головы, коли хан еще раз услышит об ушкуйниках.

4

В Булгаре ушкуйники разделились: большая часть ушкуев пошла в Хлынов, но семьсот ватажников на сорока судах направились Волгой до Твери. Их повел воевода Василий Федорович. Именитому купцу было уже за сорок, и поход на столицу Орды он считал своей лебединой песней. В Новгороде Великом его ждала семья, налаженное дело, а с тем богатством, что покоилось на головном ушкуе, можно было утроить число лавок, лабазов и работников. Теперь главным было дойти до Твери, а там прикупить лошадей и… домой.

В Новгород решил идти и Ярослав. Абакунович поначалу пытался уговорить его зазимовать в Хлынове, но молодец проявил характер, и теперь попутный ветер гнал ушкуи к Нижнему Новгороду.

Василий Федорович вел караван судов осторожно. Путь до Твери ему был ведом, и потому он обходил встречающиеся на пути города ночами. Почти день простояли ушкуи в затоне за несколько верст до Нижнего. Его воевода опасался больше всего. Не те силы были у Василия Федоровича, чтобы дразнить великого князя нижегородского Дмитрия Константиновича еле ползущими от перегруза ушкуями повольников. Сорок ушкуев — не двести. Ватажники поначалу еще роптали, выказывая недовольство ночными переходами, но здравый смысл возобладал, и они смирились.