Улыбнитесь, вы уволены - Кара Локвуд

Кайл стоит перед дверью в черном костюме и в одном из своих фирменных галстуков от «Берберри». В руках у него белые розы, на лице — широкая адвокатская улыбка.

— Ты, видать, без смокинга и дня прожить не можешь? — интересуюсь я.

— Добрый вечер, добрый вечер, мисс Макгрегор! — отвечает Кайл, пропуская мое замечание мимо ушей. — Ну надо же! Ты, оказывается, отлично выглядишь, когда примешь душ! И голову помыла — как приятно. Польщен, польщен.

Я показываю ему язык.

На самом деле я уже несколько недель не выглядела так хорошо. Я действительно приняла душ и не только вымыла волосы, но и тщательно уложила их феном. И даже — чудо из чудес — подкрасилась. И надела шпильки. И красное платье для коктейлей, выше колена. Теперь я меньше похожа на безработного дегенерата и больше — на светскую даму.

— Что там за урод приперся? — кричит Мисси со своего насеста на диване.

— Кайл, познакомься: моя соседка, Мисси. Мисси, это Кайл.

— «Берберри»? — спрашивает она у Кайла.

— Боюсь, что да, — отвечает тот.

— Такого стоит прибрать к рукам, — сообщает мне Мисси.

— Спасибо за совет, — говорю я.

— Кушай на здоровье, — отвечает Мисси.

Кайл поднимает брови; подозреваю, вся эта обзорная экскурсия — просто хитрый предлог, чтобы взглянуть на мою новую соседку.

— Это тебе, — Кайл вручает мне совершенно очаровательные белые розы. Настоящие, а не искусственные.

— Получается, я твоя девушка? — спрашиваю я.

Он смеется:

— Если хочешь.

— Смотри не стащи что-нибудь, пока меня нет, — предупреждаю я Мисси перед уходом. — Мой папа полицейский.

Это неправда, но Мисси не знает.

— Офигеть, — отвечает она.

Как я ни пытаюсь поддеть Кайла, он, к моему удивлению, не огрызается, не ставит меня на место и не подшучивает. Он ведет себя, как… м-м… отличный парень. Он такой милый и внимательный, что я не могу отыскать ни малейших следов сарказма. По правде говоря, он подозрительно похож на Спутника-моей-мечты.

Я ожидаю, что Кайл исчезнет, как только мы войдем в фойе между залами Моне и Ван Гога, где проводится вечеринка, но он держится рядом.

Комната полна юристов, которые расхаживают в смокингах и в строгих черных вечерних костюмах. Даже у женщин такие подплечники, что ими можно резать стекло.

Я пытаюсь сосредоточиться на искусстве. Похоже, кроме меня картины никого не интересуют. Все больше озабочены вином и обменом визитками.

Для развлечения воображаю, что я диктор и читаю текст к документальному фильму «Нэшнл джиогрэфик».

— Наблюдать за редким легалийским племенем в естественной среде его обитания — такой возможностью располагают немногие избранные ученые, — шепчу я в импровизированный микрофон (бокал с шампанским). — Посмотрите: для выживания низшим слоям приходится опираться на систему связей и знакомств. Обратите внимание на то, что племя тяготеет к черной одежде: это маскировка от хищников.

Кайл, видимо единственный в этом зале юрист с чувством юмора, смеется.

— Кайл! — кричит тучный блондин лет сорока пяти, бесцеремонно вклиниваясь в мой репортаж. Он хватает Кайла за руку и принимается бешено ее трясти. — Я хотел поздравить тебя с делом Кинселлы. Отличная работа! Отличная!

— Спасибо, Гэри, — отвечает Кайл. — Джейн, это Гэри Годхейм, один из старших партнеров нашей фирмы.

— Очень приятно. — Он берет меня за руку и бережно пожимает ее, словно лапку дрессированного пуделя. — Чем вы занимаетесь?

— Прыжками с парашютом, — с ходу выдумываю я.

— О?

В глазах Гэри вспыхивает интерес. Кайл тихонько сжимает мне локоть.

— Вообще-то это только хобби, — объясняю я, улыбаясь самой очаровательной и благовоспитанной улыбкой. — В данный момент я подыскиваю новую работу.

Гэри мгновенно теряет интерес.

Я где-то читала, что американцы, знакомясь, первым делом спрашивают: «Чем вы занимаетесь?» В Европе, где отдыхают по шесть недель в году, этот вопрос не задают ни в первую, ни во вторую, ни даже в третью очередь. Потому что в Европе твоя работа и твоя личность — не одно и то же. Там это две совершенно разные вещи, в отличие от Америки, где твои достоинства, твоя индивидуальность сводятся к названию профессии на визитке.

— А в какой области вы работаете?

— Исправительные меры наказания.

Гэри потрясен. Я выдерживаю такую долгую паузу, что Кайлу удается нарушить кровообращение в моей руке.

— Шутка, — поясняю я.

— Похоже, девушка у вас с огоньком, Бертон.

При слове «огонек» я сразу вспоминаю Майка. Гэри посылает мне одобрительную улыбку, глаза у него подозрительно поблескивают. Уверена, он уже представил, как я в общем душе женской тюрьмы шалю с блондинистыми, грудастыми заключенными.

— Это уж точно, — подтверждает Кайл, отпивая немного красного вина.

— Вы знакомы с моей женой Мишель? — спрашивает Гэри, глазами разыскивая ее в толпе.

Все жены собрались в углу — поровну пятидесяти-шестидесятилетних (первые жены) и двадцати-тридцатилетних (вторые или третьи). На каждой — платье с декольте и дорогие украшения; в сумме на их пальцах больше каратов, чем в бриллианте «Надежда».

Кайл и Гэри удаляются для личной беседы, оставив меня с Мишель.

— Очень приятно, — говорит Мишель, но руки не подает. В моем возрасте и при моей комплекции я представляю некоторую опасность. Забавно. Вряд ли она сочла бы меня опасной, если бы увидела сегодня утром — в очках и в нестираной пижаме. — Мы встречались?

— Не думаю.

— Вы ездите?

— Езжу? — переспрашиваю я.

— Верхом.

— По возможности нет.

— Ах, так? Мне показалось, я видела вас на конюшне.

— Извините, — говорю я, беру у проходящего мимо официанта бокал шампанского, осушаю его в три глотка и ставлю на стол рядом с ледяным лебедем.

Пробираюсь к «Американской готике»[7]. У фермера с вилами и его жены такой вид, будто их только что уволили. Я вижу, как им больно.

Кайл разговаривает с длинноногой брюнеткой, та ослепительно улыбается и трогает его за локоть, явно заигрывая. С Кайлом всегда так. Поэтому за год через его руки проходит больше девушек, чем через мои — банок арахисового масла.

Когда Кайл меня замечает, я вытягиваю губы трубочкой и посылаю ему воздушный поцелуй. Все-таки я еще не вышла из детства. Как ни странно, Кайл раскланивается с брюнеткой и идет ко мне.