Ангелы по совместительству. Проводы империи - Ирина Сыромятникова

– Ну-ну, чего это мы расклеились? Все живы, здоровы, никто не пропал. А насчет души… – Я не удержался и закатил глаза. – Можно подумать, что у пастырей с ней было бы лучше.

Тай’Олаш, следивший за моими манипуляциями со смешанными чувствами, не удержался и кивнул:

– Ты успел посмотреть, во что они превращают наших детей?

Ли Хан отрицательно покачал головой.

– Каждый императорский пастырь должен владеть Лунным Причастием, за свою жизнь ему придется наложить его на тысячи людей, качественно, быстро и не думая о последствиях. Большинство вынуждено постоянно сопровождать изгоняющих в рейдах, присутствовать при темной ворожбе и терпеть выходки колдунов, которых их собственные магические узы доводят до невменяемости. Но больше всего не везет тем, кому приходится иметь дело с еретиками… Выдержать такое давление удается не многим. Да, после двадцати лет службы пастырю разрешается уйти на покой, но большинство отставников умирает в течение полугода… по разным причинам. Хуже то, что некоторые… втягиваются. Они начинают мыслить фразами из Уложения и наслаждаться тем, что делают, понимаешь? Именно такие остаются на службе и определяют политику по отношению ко всем одаренным. Ты все еще считаешь, что мы слишком от многого отказались?

Пока Ли Хан пытался честно обдумать вопрос, Пит решил уточнить на всякий случай:

– Но вы ведь знаете, что происходит сейчас в Са-Орио? Империя погружается в хаос, преданные Императору силы отступили на юг.

– И что это меняет? – пожал плечами Тай’Олаш.

Шаграт одними губами произнес «олух».

Я не выдержал и объяснил в лоб:

– То, что у вас есть время набрать силы. А потом либо отправить вербовщиков к Шороху, либо по-настоящему слинять, да хоть бы и в Ингернику. Морская блокада не будет длиться вечно!

– Если за это время в деревню попадет хотя бы один вербовщик, последствия будут ужасны.

– Сам подумай, кто сюда может попасть? Мосты разрушены, дороги – почти непроходимы. Наберешь пару-тройку учеников, любого подозрительного чужака притравите по-тихому и – в болото. Но лучше сначала расчленить.

Последняя фраза заставила Тай’Олаша поперхнуться, а вот Ли Хана отпустило, он покачал головой и отобрал у меня руку.

– Какой советчик, такой и совет.

– Что я не так сказал?

– В том-то и беда, что все верно, – вздохнул белый. – Это – проблема монопоселений: взгляд на события получается слишком односторонний, что плохо сказывается на свободе выбора. Решения становятся стереотипны, начиная с мелочей и кончая общей стратегией.

Тай’Олаш дернул бровью:

– Ты признаешь, что точка зрения черных – полезна?

– Иногда она просто безальтернативна.

Я с достоинством вернулся на свое место (естественно, остававшееся незанятым) и унес с собой залежавшиеся на этой стороне стола оладьи. Пусть не думают, что судьба посторонних придурков имеет ко мне какое-то отношение.

За оладьи пришлось драться – Ридзер немедленно попытался запустить руку в тарелку. И не потому, что голоден, – инстинкты требовали от него демонстрировать свое главенство за столом. Ишь ты, отец народов! Тайком показал ему дулю.

Ли Хан встал из-за стола и вежливо откланялся, а проходя мимо меня, не удержался от шпильки:

– Учтите, я знаю, что вы руководствовались не состраданием! – веско припечатал он.

– Сам понял, что сказал?

И кому. Сострадательный черный – анекдот в двух словах. Единственное чувство, которое должны вызывать у нас чужие беды, – неприкрытое злорадство. Допустим, мое тяжелое детство и белое воспитание сглаживают внешние проявления характера, но в душе я такой же, как все.

Тай’Олаш проводил Ли Хана насмешливым взглядом.

– Всю жизнь я пребывал в убеждении, – сообщил он мне, – что сильный колдун подобен разрушительной стихии, неспособной самостоятельно удерживать себя в границах разумного. Сегодня мне было явлено доказательство, что человеческая природа волшебника первична, главное – суметь к ней воззвать. Как жаль, что у нас нет шанса выстроить общество, подобное ингернийскому!

– Это еще почему?

– Последние сильные маги империи погибли во время мятежа в Орри, а их дети оказались слабыми. На смену поколению завоевателей так никто и не пришел. Вырождение, повсеместно – вырождение…

Я покосился на Тай’Олаша. Просветить его, что ли, в реальное положение вещей?

У нас в отряде состоял армейский эксперт Гирджен по прозвищу Кошкин Сын (я его настоящее имя только из ведомости узнал). Нет, с глазами у него все в порядке и с зубами тоже, просто маг был невероятно блудлив. Более того, Гирджен представлял собой довольно необычное для черных явление – искусного соблазнителя. Он не пропускал ни одной свободной женщины (и несвободной – тоже), за что в свое время и пострадал на гражданке. Что такое бабы в нем находили? Не красавчик, однозначно, в плане характера я вообще молчу (черный – это диагноз), тем не менее в любом месте, где мы задерживались больше, чем на сутки, Кошкин Сын находил себе пассию. Даже среди черноголовых (я бы побрезговал). Так что если талант к магии определяет кровь, то всплеск природных способностей са-ориотцам обеспечен.

Белые опять засуетились, стаскивая к веранде кульки, мешки и бутылки. Бойцы Ридзера поняли, что цирк окончен, и стали нехотя выбираться из кресел. Тут оказалось, что Ли Хан, этот образец доброты и человеколюбия, задрал хвост и угреб куда-то, а тащить продукты придется бессердечным черным. Рурк вызвался было сбегать за грузовиком, но вспомнил, сколько придется ехать, и признал, что на своих двоих будет быстрее. Ох уж мне эти криворукие строители! Хотя, если рассматривать дорогу как фортификационное сооружение, выходит самое то. Может, не такие уж они и наивные, эти белые маги?

– Туда ли мы идем? – упрямо нудил Ана’Рассе. – С чего вы вообще взяли, что по этому пути можно кого-то догнать? Следы машин шли дальше!

– Чужеземец – талле и Тай’Амиши – талле, – с удивительной выдержкой и терпением разъяснял Т’Ахиме. – Не задолго до того, как закрылись тракты, к Тай’Амиши приезжал другой талле. Они громко ругались, пастырь поминал «глупцов, собравшихся в Акуваре». Чужеземец спрашивал у людей, куда уехал Тай’Амиши. Акувара упоминалась несколько раз.

– К тому же, – с усмешкой добавлял Су’Хамат, – в любом другом случае нам их все равно не догнать. А так – императорская дорога в Акувару раз в десять длиннее короткого пути.

И ведь понимал же Су’Никар, что торная дорога не зря такая длинная.

Кто и когда проложил короткую тропу через береговой хребет, история умалчивала. В народе она прозывалась Три Головы и была известна тем, что императорские курьеры, везущие срочные депеши из портового Меронге в Тусуан, ехали по ней непременно втроем и каждый – со своей копией сообщения. Только так можно было гарантировать, что послание достигнет адресата. Смельчаков, ступивших на этот путь, поджидали длинные осыпи, время от времени обретающие невероятную подвижность, внезапные порывы шквалистого ветра, способного заморозить плохо экипированного человека насмерть, банальные обвалы и лавины, узкие трещины и густой туман, а также ночные гости – останки тех, кто не прошел тут раньше.