Цветок забвения. Часть 2 - Мари Явь

— Это всё правда, — возразила Чили тихо, но твёрдо. — Мне не терпится сплестись с тобой.

И эти слова она подтверждала всячески. Даже тем, что, кажется, не могла контролировать: её волосы отрасли поразительно быстро. Когда мои ещё только касались плеч, её уже спускались до пояса. Поэтому, ожидая меня, она сконцентрировалась на собственном росте и стала выше меня на голову к тому моменту, как Метресса решила, что время пришло.

Не знаю, как она определила нужный день. Может, её просветило звёздное небо? Или же Чили, всё больше отдаляющаяся от матери по мере взросления, сказала невзначай что-то, что вынудило Метрессу срочно действовать. Как бы там ни было, этот долгожданный момент настал, а я всё равно чувствовала себя неготовой. И дело тут не в длине косы, с ней как раз всё было в порядке.

На церемонию было приглашено четверо, но моя мати предпочла этот ритуал проигнорировать. Звать её засвидетельствовать позор дочери? Какое оскорбление.

А я была даже рада, что это событие ничто не омрачило. После долгой речи, в которой материнской тоски было больше, чем напутствия, Метресса тщательно расчесала нам волосы, а потом демонстративно медленно, позволяя насладиться моментом, сплела их концы в общую косу. Чёрный и алый. Одна прядь поверх другой. Крепко свивая воедино, создавая прекраснейшие узы, лучшую причёску на свете.

— Тебе, правда, идёт красный, — заметила Чили, выглядя довольной.

— А тебе чёрный, как ни странно, — ответила я. — Очень.

— Похоже на то. Возможно, если бы у нас росли чёрные цветы, мне бы они даже нравились.

— Я что-нибудь придумаю. Когда придёт время Песни и Танца, я украшу твои волосы лучше, чем сейчас, — пообещала я, и она ласково погладила меня по щеке.

Возможно, из-за того что Чили была выше меня по росту и, в отличие от меня, знатна, я никогда не пыталась оспорить её лидерство и охотно принимала её покровительство. «Поставить её на место», как мне советовали сёстры и мати, я даже не пыталась. Чили была умнее, способнее и сильнее меня, и мне было комфортно за её спиной. Несдержанность, озлобленность, жестокость и прочие дефекты её поведения я воспринимала как защитную реакцию, выработанную в связи с особенностями её анатомии, но я верила, что теперь, когда мы объединились, Чили сможет обрести гармонию не только со мной, но и с собственным телом.

— Достаньте косточки, — попросила Метресса, которой тоже не терпелось перейти к самому ответственному моменту ритуала. — Пьянящий виноград. Дурманящий мак. Я не сомневаюсь, что из них вырастут восхитительные растения, плодами которых вы будете наслаждаться, когда придёт время Песни и Танца. Вы созданы для того, чтобы давать жизнь, кто бы что ни говорил. Тебе, Чили, стоит сосредоточиться на этом особенно, дабы у тебя не возникало желания прорастить… кхм… иное семя.

На мгновение воцарилась неловкая тишина.

— Мама.

— Помни, что я тебе говорила. У тебя впереди вся вечность. Нет смысла торопиться. Все женщины Внешнего мира, даже самые неприкосновенные из них, будут в твоём распоряжении.

— Мама. — Чили закипала.

— Детство кончилось. Ты больше не можешь делать всё, что тебе вздумается, лишь бы только досадить нам. Здесь это строжайшее табу. А Ива как твоя пара должна нести равную ответственность, — заявила Метресса, и я совершенно перестала понимать, что происходит.

— Ответственность?! Кто об этом заговорил?! — глухо прорычала Чили. — Думаешь, я повторю твою ошибку, за которую расплачиваться приходится именно мне?! Из всего клана только я по-настоящему знаю цену отступничества! Как ты смеешь оскорблять меня такими подозрениями?! Как ты смеешь упоминать женщин Внешнего мира в присутствии моей единой?!

Вздёрнув подбородок, Метресса смотрела на Чили со смесью злости, страха и… гордости.

— Не повышай на меня голос. Я твоя госпожа и твоя мать, от тебя я требую двойной почёт, а не двойную порцию упрёков.

— Клянусь, другие бы повышением голоса не отделались!

— Чили, — прошептала я, испугавшись. — Всё в порядке. Здесь нет никого, кто стал бы оскорблять тебя. Мы любим тебя.

Во взгляде Метрессы промелькнуло недовольство. Ей точно не понравилось, что я поставила себя на одну с ней ступень. И что влезла в их разговор. И что оспорила её особую материнскую власть.

Чили отвернулась. В прошлом бы попросту ушла. Но теперь ей приходилось смирять свой нрав, сидя на «поводке». Это, в самом деле, напоминало дрессировку, отчего праздник грозил обернуться трагедией…

К слову о трагедии.

— Дай мне свою косточку, — попросила я, и на этот раз Чили положила её мне в протянутую ладонь, не раздумывая. И я, так же не раздумывая, взяла её в рот.

Ошарашенная Чили уставилась на мои губы. Метресса тихо ахнула.

Наверное, со стороны это выглядело совсем не так благородно, как в моём представлении. Я вызвала подозрения, да, но никто из них не догадался о яде. Казалось, я просто приняла слишком близко к сердцу напутственные слова Метрессы и решила полностью погрузиться в процесс — единственный из тех, который мне дозволен с Чили.

Косточка во рту была такой маленькой, но такой значимой. По замыслу подруг наставницы она должна была убивать, но по замыслу Природы — совсем наоборот. Она была переполнена жизнью, казалось, я могла попробовать её божественный вкус. Она лежала у меня на языке как самый сладкий леденец.

Чили хмурилась, будто собираясь разозлиться.

Я нарушила правила, оспорила её первенство в таком сугубо личном, важном деле. Это было похоже на провокацию, и в прошлом она бы на неё тут же ответила. Но теперь Чили молча наблюдала, потому что не была уверена в том, что именно это значит.

Пока она разбиралась в себе, я убедилась в том, что зерно не отравлено. После чего протянула его ей, зажатое между пальцами.

— Я не знаю, о каком ещё твоём семени может идти речь, Чили, но оно прекрасно, вне зависимости от того виноградное оно или жгучего перца… Понимаешь?

Говоря истинную правду, я, похоже, выбирала не те слова.

Вместо того чтобы с готовностью вернуть косточку, Чили накрыла рот ладонью и уставилась в землю. Будто пыталась себя успокоить или заставить молчать. То, что она разобралась в себе, не сильно-то ей помогло.

Глядя на неё, я даже пожалела, что яд не подействовал. В тот дико смущающий момент это было бы кстати. Но, как я и надеялась, Мята не стала осквернять священный обряд убийством. Ей не нужна была справедливость, достигнутая таким путём.

— Дай, — попросила Чили, когда пришла в себя. — Дай мне свои.

Я вложила квадратик ткани в её протянутую ладонь, и она