Фиалки под снегом - Ольга Баскова

Симонова намеревалась еще что-то сказать, однако из дома послышался хриплый мужской голос:

– Люда, накрывай на стол! Сколько тебя можно ждать!

– Иду, – отозвалась женщина. – Муж зовет. Пора мне. Ну, удовлетворила ваше любопытство? Для статьи материала хватит? А уж подробности расследования у полиции узнаете.

– Удовлетворили, – улыбнулась Катя и вытащила визитку. – Людмила Васильевна, у меня к вам огромная просьба. Если вы что-нибудь вспомните – обязательно позвоните, – вежливо попросила журналистка.

Людмила Васильевна развела руками:

– Конечно. Но вы скажете, когда статья будет? Я своему старому покажу. Будет знать, как меня клушей обзывать.

Катя махнула на прощанье и пошла к остановке. Пока информация, которой поделилась соседка убитых, ни о чем не говорила. Женщина посмотрела на часы и решила навестить мужа. Она проголосовала, и маршрутное такси вскоре уже мчало ее к отделу.

Павел и Константин сидели в кабинете и пили чай. Увидев Зорину, они приветливо улыбнулись.

– Проходи, Катюша, – пригласил ее Киселев. – Попей с нами чайку.

– При одном условии, – согласилась журналистка. – В нашей редакции все гудят про Ладожских. Поделитесь новостями?

– Я тебе уже все рассказал, – Константин помрачнел. Он прекрасно знал свою женушку. Если Катя проявляет такой интерес к следствию, значит, жди ее расследования. А это означало: ко всем прочим проблемам прибавится еще одна – беспокойство за жену.

– А почему тебя это волнует? – спросил Павел.

– Потому что все спрашивают у меня, – ответила Катя. – Они ведь думают, что я в курсе всех деталей, – она немного помолчала и добавила: – Можете ругаться сколько угодно, но я сегодня побывала на месте преступления и беседовала с соседкой Симоновой.

Скворцов и Киселев переглянулись:

– С Людмилой Васильевной?

– Вот именно.

Константин побагровел и собрался сказать что-то не очень приятное для супруги, но Павел его опередил:

– И что она тебе сообщила?

– Ничего нового, – отмахнулась журналистка. – Да вы не бойтесь, ребята, я не буду проводить свое расследование. Просто мне хотелось бы знать немного больше, чем мои коллеги. А тайну следствия я тоже умею хранить. Заболотный уже принес вам заключение?

Киселев протянул ей лист:

– Читай.

Почерк у Михайловича напоминал почерк Ленина, но Зориной все же удалось разобрать:

«Смерть наступила после огнестрельного ранения грудной клетки вследствие повреждения сердца и аорты. Выстрел произведен из охотничьего ружья, принадлежавшего хозяину, с расстояния полтора-два метра. Заряд – крупная дробь. При обследовании помещений дома отпечатков пальцев не обнаружено», – она положила лист на стол. – Так все-таки ограбление?

Скворцов запустил пятерню в светлые волосы:

– Сейчас обсуждаем это с Павлом. Понимаешь, похоже на обыск, который носил целенаправленный и специфический характер. Преступник залез не только в шкафы, сервант, он взломал паркет и даже подоконники.

– Наверное, искал тайник! – вырвалось у Кати.

– Мы тоже об этом думали, – заметил Павел.

– Тогда именно вы и должны его найти! – от волнения Зорина раскраснелась. – Вполне возможно, у убийцы или убийц были неверные сведения, и они ничего не обнаружили.

Киселев подался вперед:

– Ты хочешь сказать, тайник был не обязательно в доме?

– Вот именно, – поддакнула журналистка.

– А ведь верно, – подал голос Константин. – Любой преступник начал бы обыск с дома. Каждый держит свои ценности поближе к себе, так, во всяком случае, логично рассуждать. Но, может, Ладожский это предвидел и устроил тайник в другом месте?

– В саду, например, – бросил Павел и пристально посмотрел на супругов. – И чтобы проверить наши предположения, нужно поехать к Ладожским. Ну, ребята, вперед?

Муж и жена переглянулись:

– Вперед.

Киселев встал со стула:

– Тогда я к Кравченко за разрешением на проведение обыска. А вы пока поворкуйте, голубки.

Когда приятель скрылся за дверью, Константин поднялся и подошел к жене.

– Я соскучился, – зашептал он ей в маленькое ухо. – И по тебе, и по домашним обедам.

– По своим голубцам, – усмехнулась Зорина.

– А по ним особенно.

– Если вечером выберешься на ужин, ты их получишь, – пообещала женщина.

Скворцов смешно сглотнул:

– Уже слюноотделение.

Катя улыбнулась и с любовью посмотрела на мужа. Она была знакома с ним с детства, и Костик всегда слыл большим любителем именно этого кулинарного блюда. Его мама, Полина Андреевна, часто готовила сыну его обожаемые голубцы. Теперь эта обязанность перешла к Зориной.

– Постараюсь к ужину освободиться, – пообещал Скворцов и крепко обнял супругу: – Как мне с тобой повезло, Катюха. Ты терпишь своего муженька, который днями пропадает на работе.

– Я знаю, на какой работе ты пропадаешь, – кивнула журналистка. Она собиралась еще что-то добавить, но в дверь влетел запыхавшийся Киселев.

– Ребята, Кравченко дал разрешение. Вот теперь можем ехать с чистой совестью. Сомов и Прохоров к нам уже на месте присоединятся. Они сейчас в том районе.

Оперативники и журналистка вышли из кабинета и бодро зашагали к машине Константина, припаркованной на стоянке возле отдела. Вскоре красная «девятка» понеслась к дачному поселку.

Подъехав к дому Ладожских, Костя лихо затормозил, и все трое вышли из салона и с удовольствием вдохнули свежий дачный воздух.

– Нормальные люди в это время уже на море, – уныло заметил Скворцов.

– А мы ненормальные, – парировала Зорина. – Только что бы без вашей работы эти нормальные делали?

– Не ссорьтесь, – вмешался Павел, хотя супруги и не думали ругаться. Он немного постоял перед калиткой и толкнул ее. – Смотрите, здесь кто-то есть. Интересно, кто?

На жалобный скрип калитки из дома вышла пожилая женщина в черном платке и по вымощенной битым кирпичом дорожке направилась к гостям. Чутье подсказало оперативникам, что это мать Татьяны.

– Здравствуйте, – обратился к ней Константин. – Мы из полиции, будем проводить обыск. Постановление у нас имеется.

Заплаканное лицо исказила гримаса боли. Густые темные брови чуть дрогнули.

– Догадалась, что вы придете, – ответила мать Татьяны. – Я сейчас других и не жду, – она посторонилась. – Проходите, смотрите.

– Как вас зовут? – спросила ее Зорина.

Тонкие бескровные губы чуть шевельнулись: