Зона будущего. Прыжок в Секунду - Сергей Вольнов

– Не знаю. Как у Стругацких, да. Гомеостатическое мироздание как бы…

– Какое мироздание? И кто такие эти… Стругацкие?

– Потом как-нибудь расскажу. А сейчас, как я и подозревал, надо помочь этим.

– Каким, всадникам?

– Ни в коем случае! – Он передернул плечами. – Эти справились бы и сами.

Он разглядывал в бинокль, как усатый мужчина, похожий на кочевника-монгола из фильмов про хана Чингиза, разделывается с двумя конниками.

– Откуда ты знаешь, кто они вообще такие? Может, это стражники ловят беглых преступников, э? – прищурилась она.

– Не щурься из солидарности с ними, ты и так достаточно монголоидная. А почему я решил… Да как тебе сказать! Интуиция. Чувство пути. И я начинаю привыкать доверять ему. Те всадники определенно плохие парни. Оставайся тут.

Он сбросил рюкзак, выпрямил спину и, не таясь, зашагал в сторону разразившегося столкновения. Его заметил один из конников и поскакал прямо к нему, размахивая смертоносно поблескивающим боевым топором. Эти угрожающие движения словно приговаривали: «Давай, дружок, давай, еще ближе, еще…»

Идущий держал пистолет по-ковбойски, у пояса.

Он очень четко видел яростно блестевшие глаза воина неведомого племени, яростный волчий оскал. Лоснившаяся кожаная броня с нашитыми металлическими бляшками, нагрудник с вычеканенными змеями… воистину этот воин был грозен и устрашающ. Но не для того, кто повидал противников, выглядевших несоизмеримо грознее и гора-а-аздо более устрашающих, чем всадник с примитивным рубящим оружием.

Кочевник почти поравнялся с ним и уже занес для удара свой топор. Она испуганно вскрикнула и зажмурилась, закрыв ладонями лицо, чтобы не видеть того, что вот-вот случится… Он спокойно выжал люфт спускового крючка и в упор выстрелил в атакующего всадника. Тут же отпрыгнул влево, дав лошади с уже мертвым наездником пронестись мимо. Глянув на поле битвы, он обнаружил, что там его помощи уже никому не требуется: последний выживший всадник в глухом шлеме и черном, величественно развевающемся на ветру плаще спешно ретировался.

Тяжко вздохнув, он развернулся и побрел назад, к ней.

– И что это было? – закономерно поинтересовалась она. – Стоило так рисковать?

– Стоило или нет, не нам решать. Но ты подумай, где мы в этой голой степи найдем хоть какое-нибудь подобие двери? Посмотри еще раз в бинокль, видишь, вон там, в тени этого…

– Вижу, вижу! Теперь поняла. Чтобы пробраться туда, нам обязательно надо было подружиться с…

– Можешь ведь, когда захочешь, – удовлетворенно заключил ведущий.

* * *

…Он, порывшись в нагрудных карманах, извлек солнцезащитные очки и водрузил их на породистый крупный нос.

– Уф-ф, жара-то кака-ая, – жалобно проговорила она, вытирая рукой лоб, сплошь залитый потом.

– Стекла, конечно, с трещинами, но на безрыбье, как говорится, и рак рыба. Извини, деточка, мне нужнее… Идем. Можешь закрыть глаза и держаться за меня. Главное, что я уже разглядел и знаю, куда вести.

Пройдя с километр, и младшая наконец-то увидела то, что ее ведущий заприметил сразу. Продолговатое бурое пятно, выделявшееся среди ослепительного бело-желтого окружения. Объект был настолько похож на…

– Корабль! – вскричала она.

– Ну, не совсем, – поправил он ее. – Катер скорее всего или яхта…

Когда они наконец-то добрели к бывшему плавсредству, солнце как раз вскарабкалось в зенит. По дороге постепенно поджаривая яростным ультрафиолетом окружающий путников мирок.

– Тень, те-ень, – страдающе произнесла она, забираясь на борт и практически падая в объятия прохладной тени, царившей в каюте.

Забравшись следом, он критически оглядел палубу яхты. Две мачты, заржавелые и источенные солью, торчали эдакими корявыми огрызками. На палубе вповалку, вперемешку валялись обрывки такелажа… и тела. Мумифицировавшиеся трупы в клочках одежды лежали прямо там, где их настигала внезапная смерть.

– Да-а, – протянул он. – Слушай, малышка, как думаешь, из-за чего может враз испариться целое море?

– Чего-чего?.. – пролепетала она.

– Я говорю, что же такое могло не только их всех в одну секунду поубивать, но и испарить целое море?

– Ядерный взрыв, – предположила она.

– Не похоже… Ударной волной тут разметало бы все, к чертям свинячьим. Да и представь себе мощь заряда, способного мигом испарить целое море. Нет, здесь что-то другое.

– У меня нет никакого желания выяснять что. Видишь?

– Вижу. Здесь нам точно нечего ловить. Уходим… Какое счастье, что здесь проход сразу нашелся. Если бы я знал, куда ведет дырка в основании того менгира, то предпочел бы лучше там остаться и поискать другой ход. Только бы не сюда…

– Если бы мы знали, куда что ведет, то это была бы совсем другая история, – резонно отметила она.

«…сорок две=пять=восемь=двадцать две=

Дождавшись очередной прыжковой секунды и бросив мимолетный взгляд на солнечную равнину, расстилавшуюся там, за Рубежом, я полез в Бункер. Тоже, конечно, название с большой буквы. Самое важное, исполненное особым смыслом имя. Не будь его, Бункера, никто из нас не выжил бы «ночью». Когда тьма сгущается и подступает к Рубежу, как густой кисельный туман, и сливается с его почерневшей серостью… Вот тогда появляются все эти болбы, жакли, ормелы, барбозы, шокклы, луваски, красные рексы, вреки, жуткие черные юборнесы и всякие прочие премилые созданьица, которым мы постепенно, лишь бы как-то обозначить этих оживших страхолюдин из кошмарных снов, надавали всяких названий с маленьких букв. И вот тогда они стелются, крадутся, топочут, ползут, топают, скачут, катятся, лезут, шагают, летят, скользят по ЗОНЕ, чувствуя себя полновластными ее хозяевами.

И во тьме только стены Бункера способны обеспечить защитой. Стальные, металлические, свинцовые, титановые… а ч-черт знает, какие именно, из чего они сделаны!.. Они дарят отсрочку, позволяют надеяться, что Зверь не учует запах Человека… Мой запах… уже не наш… Один я. Один, один, один, один…

Прыжок – он тоже. Всего один. Пан или пропал. Чертова дюжина плюс одна отчаявшаяся – пропал. Минус восьмеро, что погибли здесь, не успев воспользоваться правом на прыжок… Не верю, что последнему из двадцати трех пленников в лотерее судьбы выпадет участь быть паном.

Один… Никогда бы не подумал, что мне будет настолько больно. Там и тогда, еще до ЗОНЫ, казалось, я испил горький коктейль одиночества и боли до самого донышка. Но и вообразить не мог, не сумел бы, что истинное одиночество неизмеримо горше, нежели самое беспредельное там.

Там, где есть хотя бы кого ненавидеть. Где есть ты и те, кто ненавидит тебя. Люди, которые хоть какие-нибудь чувства по поводу твоего существования испытывают. Пусть равнодушие. Оно ведь тоже чувство, своеобразное. Но тому, кто не оставался один в ЗОНЕ, этого просто не понять. Никогда. Уж я-то уверен. Здесь у меня больше нет никого. Не в переносном смысле, а в прямом. Даже тех нет, кому я безразличен. Наверное, лишь затерянный в космосе выживший пилот звездолета, у которого отказал движитель, мог бы меня по-настоящему понять…