Самое время для новой жизни - Джонатан Троппер

– Тогда все-таки электрошокер, – настаивала Линдси.

И еще полчаса в том же духе. Наконец Чака куда-то вызвали, и мы договорились на выходных еще раз все обдумать и созвониться в понедельник.

Как только я положил трубку, телефон задребезжал снова. Я сразу понял: это Линдси.

– Извини, вчера я вела себя как последняя стерва.

– Да нет. Хотя вообще-то да, но и я был хорош.

– Тебе сейчас нелегко, мне следовало быть поделикатнее. Прости.

– Забудем.

– Хорошо, – голос ее просветлел. – Как прошел развод?

– Наверное, самый дружелюбный за всю историю разводов.

– Звучит неплохо.

– Значит, я неправильно выразился.

– То есть было плохо?

– Да. Развод не должен быть дружелюбным. Иначе сбивает с толку еще сильнее.

– Объясни.

– Помнишь, Толстой написал, что каждая несчастливая семья несчастлива по-своему?

– Да.

– Так вот, я думаю, неудачные браки тоже различаются. У нас худший вариант – несчастный брак, долгое время казавшийся счастливым. Симпатия, притяжение, общие интересы – все было. Недовольство, неудовлетворенность, разделившие нас, можно сказать, застали меня врасплох, я даже не подозревал об их существовании. И вот какая штука: человек тебе действительно нравится, и невозможно сформулировать, что не так между вами, но в какой-то момент вы перестаете понимать друг друга. Не находишь ни одной объективной причины, снова и снова обдумываешь решение о разводе. Без конца спрашиваешь себя: почему я это сделал? Все ведь было прекрасно. Хорошо, что не пошли к семейному психологу. Меня бы спросили, в чем проблема, а я и не знаю. Теперь я один и по-прежнему не могу понять, что было не так в наших отношениях.

– Да можешь, Бен, можешь. Иначе зачем бы тебе понадобилось разводиться?

– Вспоминаю одну китайскую пословицу: “Если в скором времени не свернешь, скорее всего, окажешься там, куда шел”.

– Где ты ее прочитал?

– В печенье с предсказаниями.

Линдси рассмеялась. Я слушал ее смех.

– Так куда же ты шел?

– Не знаю. К чему-то весьма заурядному.

– Значит, правильно свернул.

– Да. Но, мне кажется, после развода нормально испытывать злобу, ненависть или хотя бы презрение к бывшей жене. Отсутствие каких бы то ни было определенных чувств сбивает с толку окончательно.

– А после нашего разрыва ты испытывал какие-нибудь определенные чувства?

– Я ненавидел тебя год или два.

– Правда? – сказала Линдси после паузы, она явно этого не ожидала.

– Это уже в прошлом, – поспешил добавить я. – И даже не столько ненавидел, сколько винил тебя за свое одиночество.

– Знакомо, Бен, поверь, – в ее голосе звучало сочувствие. – Я знаю, что такое одиночество.

– Эй, что ты имеешь против одиночества? Оно заставляет меня шевелиться.

– Смешно.

– Хватит обо мне, – сказал я. – Как ты живешь в последнее время? Я ведь совсем не знаю, что происходит в твоей жизни.

– Да и знать нечего.

– По-прежнему в поиске?

– А то! Я, можно сказать, возвела поиск в ранг искусства. “В поиске” – отличная дефиниция для меня. Не люблю застревать на одном месте…

– Не хочешь снова преподавать? У тебя ведь есть лицензия?

– Конечно. Подумывала вернуться в школу.

– А почему ты уволилась тогда? Тебе ведь нравилось преподавать.

Линдси вздохнула.

– Нравилось. Не знаю даже. Да не в работе, наверное, дело. Не давала покоя мысль, что вот уже и определилась моя карьера. Словно я окончательно сформировалась и работа надо мной завершена. А мне казалось, я еще слишком молода, чтобы стать завершенным произведением. Что тогда делать всю оставшуюся жизнь?

Вроде бы она говорила не о нашем разрыве, а с другой стороны, может, и о нем тоже.

– А пока находишься в поиске, ты незавершенное произведение?

– Как-то так.

– Тогда ты права. Это отличная дефиниция тебя.

– Спасибо. Я тоже так думаю.

– Всегда пожалуйста.

Она беспечно рассмеялась.

– Скоро увидимся.

– Конечно.

– Ну пока.

– Пока.

Оглядываясь назад с высоты прожитых лет, обычно видишь все очень ясно, но, когда я мысленно возвращался к отношениям с Линдси, пытался понять, почему мы расстались, выходило ровно наоборот. Я рассматривал наш роман с самых разных точек зрения и в каждый конкретный день мог объяснить себе ее уход по-новому. Мы обсуждали это до тошноты, прежде чем разойтись, однако, силясь восстановить в памяти наши беседы, я обнаруживал, что ничегошеньки не помню. Судя по всему, не очень внимательно слушал.

Самый простой ответ: Линдси всегда в поиске. Она чувствовала, что еще слишком молода, рано остепеняться, ей нужно было уехать, посмотреть мир. Эта тема звучала рефреном нашего расставания, и я выбрал ее генеральной версией. Удобное, вполне переносимое объяснение, не предполагавшее серьезных изъянов или недостатков у кого-либо из нас двоих. Но, анализируя с маниакальной настойчивостью причины разрыва, я неизбежно склонялся к признанию вины за собой, и в самые кромешные дни уже без Линдси меня неотступно преследовала мысль: нет, “в поиске” – это все отговорки, что-то ее не устраивало именно во мне.

Не то чтобы она меня не любила – любила, я это знал, от чего вообще-то становилось только хуже. Если тебя бросают не любя – ну, не повезло, но говорят же: жизнь – дерьмо, прикройся шлемом. Но, если тебя любят и бросают все равно, ты входишь в неведомую доселе область неуверенности в себе и самообличений. Психологи называют это синдромом “и-что-же-это-со-мной-не-так”. Поразмыслите подольше и придете к бесконечному списку ответов. Эмоциональная инфантильность, сексуальная несостоятельность, занудство, неприятные запахи… Вы ограничены только своим воображением. Однажды я целых два дня всерьез полагал, что причиной всему мои маленькие, немужские соски.

Моя нынешняя и самая обнадеживающая теория была такова: мы встречались, но я все же не смог поверить окончательно, что Линдси действительно принадлежит мне. Я долго наблюдал любовные истории Линдси со стороны, чувствуя, как с каждым новым ее парнем усугубляется мой комплекс неполноценности, и вдруг почему-то преуспел там, где потерпели поражение многие другие. Трудно поверить. В университете Линдси вела себя достаточно вольно, парни ее менялись в диапазоне от спортсменов до смутьянов, от иностранцев до художников, объединяло их только одно: они не были мной. И, когда наконец на их месте оказался я, призраки всех этих мужчин, смешавшись в моей голове с призраками мужчин, которые еще придут, преследовали меня и порождали постоянную тревогу, хоть я влюбился и пребывал на вершине блаженства. Линдси просто была счастлива со мной, я же чувствовал: мне возмутительно повезло, что я ее заполучил. И чувства мои, видимо, подсознательно сообщались Линдси, которая вполне могла решить, что за неуверенностью скрывается ущербность. Как в воду глядела.