Дом за поселком - Виктория Токарева

Я прочитала эту книгу. Книга легко читается, и ее успех мне понятен. Сплетническая литература всегда пользуется успехом, но здесь дело не в сплетнях, а в литературных способностях Т ани.

Таня — красивая женщина, талантливый человек, и судьба воздала ей по заслугам. А может, просто случай с книгой вывел Таню на ее истинную тропу. Стезя актрисы была ложной. С этой стези надо было сойти.

После смерти Андрея Таня и Марья Владимировна сблизились. Можно понять. Это были две яркие, талантливые личности, интересные друг другу. Раньше их разъединял Андрей. Они существовали как две соперницы. Каждая тянула к себе предмет своей любви, разрывая бедного Андрея на две части. А сейчас, когда Андрея не стало, их сплотила немеркнущая любовь к ушедшему.

Мертвых забывают быстро. Вспоминают иногда для порядка, вздыхая поверхностно. А для Марьи Владимировны и Тани Андрей был живым. Таня не могла и не хотела его забывать. Он по-прежнему оставался мужчиной ее жизни.

Она не понимала: как можно любить кого-то еще, кроме Андрея. Только с ним может быть так нежно, так интересно.

Марья Владимировна и Таня постоянно говорили о нем, и не надоедало одной говорить, а другой слушать.

В конце концов Таня переехала к Марье Владимировне, своей бывшей врагине, и они стали жить вместе. Марья Владимировна видела, что в Тане застряла частичка любви Андрея. Андрей тоже любил Таню, очень сильно, хотя недолго.

Одиночество Марьи Владимировны было слегка размыто Таниным присутствием. Совсем слегка, но это лучше, чем ничего. Все-таки можно дышать.

Руку помощи протянул Олег Табаков, дай Бог ему здоровья. Он пригласил Марью Владимировну в «Табакерку» и предложил ей главную роль в своем спектакле. Была еще пьеса Злотникова «Уходил старик от старухи» в постановке Райхельгауза.

Современные режиссеры разглядели в Мироновой-клоунессе большую трагическую актрису уровня Фаины Раневской и Анны Маньяни.

Марья Владимировна просверкнула в своем новом амплуа. В ней проклюнулся интерес к жизни. Миронова-актриса вытаскивала прежнюю из болота отчаяния.

Две одинокие женщины, Марья Владимировна и Таня, переставали быть одинокими. Между ними постоянно присутствовал Андрей. Их было трое.

Они стали близкими людьми, как родственники. Обе актрисы, обе красавицы, у обеих Андрей.

Я любила бывать у Марьи Владимировны. С ней было интересно. Марья Владимировна — осколок ушедшего времени, а в прошлом всегда есть что-то значительное, что невозможно восполнить.

В хорошую погоду мы выходили на палубу. Над нами сквозь сосны — купол неба. Мы заряжались от космоса. Замечательное состояние: интересная беседа и «вечная краса равнодушной природы».

Я рассказывала ей последние новости. Какие бывают новости «в свете»: кто с кем разошелся, кто на ком женился, у кого с кем роман и кто помер ненароком.

Когда Марья Владимировна слышала, что с кем-то из ее недругов случались неприятности, она говорила: «Я не смеюсь и не плачу».

Смеяться неприлично, а плакать не хочется.

В холодные дни мы сидели в доме. Дом Марьи Владимировны имел свое лицо. Она любила гжель, и в доме была целая выставка гжели — не случайной, а тщательно подобранной. Любила императорский фарфор и собирала его. На кухне целая стена была посвящена деревянным доскам, расписанным в стиле примитивизма.

Комнаты в доме были маленькие: маленькая спальня, маленькая столовая с роскошным камином — все по принципу: необходимо и достаточно.

Однажды мы сидели перед камином, и по босой стопе Марьи Владимировны пробежал мышонок, величиной с наперсток.

— Ай! — вскрикнула Марья Владимировна. — Кто это? Мышь?

— Маленькая, — успокоила я. — Вот такая… Ребенок…

— Но ведь кто-то его родил?

Я не ответила. Наверное, у мышонка была мама, взрослая мышь. И где-то она есть. И замужем. И возможно, у этого мышонка есть братья и сестры.

— Ненавижу мышей! — Марью Владимировну передернуло.

Я и сама боюсь мышей, не говоря о крысах. Мне отвратителен этот мир разумных существ, живущих параллельно со мной и за мой счет, и на моей территории.

Мне пора было уходить, но жалко оставлять Марью Владимировну с мышами. Она уловила мое сочувствие и решила им воспользоваться.

— Я хочу новую кофточку, — капризно сообщила Марья Владимировна.

— Шерстяную или хлопковую?

— Теплую. Я знаю хороший магазин на улице Горького, возле телеграфа.

Мне предстояла поездка в журнал «Новый мир». Он располагался практически на улице Горького, до телеграфа две остановки.

— Я зайду, посмотрю, — пообещала я.

Сказано — сделано.

Я зашла, посмотрела. Теплая кофта — лохматая, грубая, черная с красным. Это сочетание цветов я называю «смерть коммуниста».

Я бы никогда не надела такую безобразную кофту. Значит, и Марье Владимировне она не нужна. Хоть она и старше меня вдвое, но не старуха. Ни в коем случае. Барыня, привыкшая к дорогим нарядам.

Я вышла из магазина, направилась к метро, шлепая по лужам, и вдруг с ужасом увидела, что я потеряла брошку, которая висела у меня на лацкане пиджака.

Эту брошку мне подарила жена моего швейцарского издателя: золотая подкова с натуральными крошечными жемчужинами. Антиквариат, драгоценность и дар изумительной женщины, которая сама — драгоценность.

Я упала духом. Мне стало невыносимо жаль эту подкову. Я повернулась и пошла обратно, глядя в землю. Начался дождь, он аккомпанировал моему настроению.

Марья Владимировна — звезда и мать звезды. Она привыкла к тому, что толпы поклонников готовы исполнять все ее капризы. Почтут за честь. Вот и я попала в эту толпу и теперь иду под дождем, как бездомная собака. Пиджак превратился в тряпку, брошка потеряна безвозвратно, не хватает простудиться и заболеть.

Я шагала к магазину и смотрела в землю, надеясь неизвестно на что. И вдруг. В это трудно поверить. Это невозможно себе представить: я увидела свою подкову возле магазинного крыльца. Сбоку. Она лежала лицом вниз.

Никто ее не заметил. Никто на нее не наступил. А ведь могло случиться и первое, и второе: и наступили, и подобрали.

Подняла брошь. Ее натуральные жемчужины, выловленные с морского дна, перламутрово светились. Нет большего счастья, чем потерять, потом найти. Начинаешь верить в человечество.

Положила брошь в сумку и галопом помчалась к метро.

Я уже не обижалась на Марью Владимировну. Она пользуется друзьями, и это правильно. А зачем нужны друзья? Вот для этого. Чтобы помогать.

Украшать жизнь. Это прекрасно, что она захотела кофточку. Она так долго ничего не хотела, а сейчас к ней вернулись какие-то желания.

Я завернула в ЦУМ и купила для нее кофту из натурального кашемира. Ониксовый цвет. Это такой цвет, как будто в зелень добавили молока. Непрактично, но очень красиво.