Кондотьер Богданов - Анатолий Дроздов

– Присягаем на верность кондотьеру Богдану, – сказал он, подняв правую руку, – и клянемся выполнять любые его приказы.

– Клянемся! – железно сказали воины.

– Присяга наша действует два месяца и закончится к Рождеству Богородицы, если кондотьер не продлит договор на иных условиях. А до сего дня клянемся не щадить жизней своих, сражаясь за кондотьера и близких его.

– Клянемся! – грохнули воины.

Конрад встал, перекрестился и поцеловал протянутый монахом крест. Монах с крестом подошел и к Богданову. Летчик сообразил в последний момент. Неуклюже обмахнувшись правой рукой, коснулся губами темного дерева. «Видел бы меня Гайворонский!» – мелькнула мысль. Монах повернулся к строю. Наемники вскочили и гулко ударили в щиты.

– Слава кондотьеру! – рявкнула сотня глоток.

Богданов повернулся к своим.

– Швейцарский сотник Конрад с воинами перешел к нам на службу! – крикнул он как мог громче. – Они будут охранять город и сражаться с врагами. Обиды им не чинить, на чинимые ими обиды жаловаться, самим суд и расправу не творить. Ясно?

Толпа колыхнулась и вдруг взорвалась радостным воплем. Люди хлынули на площадь. Прежде чем Богданов успел что-то предпринять, его подхватили и понесли на руках. Он попытался сопротивляться – не вышло. Мелькнуло испуганное лицо Лисиковой – ее тоже несли. Возле коня Евпраксии толпа раздалась, Богданов с радостью скользнул на землю. Лисикова оказалась рядом, он сунул ей ненужный пулемет. Улыбнулся Евпраксии. Княжна соскочила с седла, подошла ближе.

– Они поклялись в верности! – сообщил лейтенант.

– Мне нечем платить! – сказала Проша.

– Для тебя, княжна, бесплатно! – подмигнул Богданов.

Она глянула влажными глазами и вдруг сделала попытку встать на колени. Богданов успел подхватить. Княжна, чтоб не упасть, обняла его шею. Они застыли в этом странном объятии, и толпа заревела от восторга. «Гайворонский пришил бы дело!» – подумал Богданов, но рук не разжал…

Капонир закончили к полудню. Копали у вала, в сотне шагов от городских ворот. На аэродромах капониры роют для защиты самолетов от пуль и осколков. В тринадцатом веке их опасаться глупо, но Богданов переживал: самолет, беззащитный, стоит на лугу, каждый может подойти и отвинтить что-нибудь на память. Возле «По-2» крутилась ребятня, но пока робела. Упустишь момент – освоится. Пацаны одинаковы в любом веке…

Капонир вышел на загляденье. С укрепленными плетнем внутренними стенами, утрамбованным речным песком полом. Не стоило так стараться на день-другой, но Богданов привык работать тщательно. Самолет закатили внутрь, сложили в углу бомбы, вход закрыли тоже плетнем – высоким, с торчащими вверх косо срубленными ветками. Не перелезешь. Узкий проход (одному человеку протиснуться) оставили сбоку.

– Внутрь никого не пускать! – велел Богданов Конраду. – Кроме меня и ее! – он указал на штурмана.

– И княжну? – спросил капитан.

– Ее тоже! – подтвердил лейтенант.

Губы наемника тронула улыбка, он кивнул.

Чтоб капонир вышел правильный, Богданов попотел. Дотошно объяснял присланным Данилой мужикам, где и как рыть, куда бросать землю, какой высоты должны быть стенки, как их укрепить… Хватал деревянную лопату, окованным железом штыком срезал землю – показывал… В результате перемазался с ног до головы. Лисикова достала из гаргрота брезентовое ведро, притащила воды. Богданов сначала напился, затем вымыл руки. И только сейчас заметил кучку женщин. Они стояли в отдалении и, казалось, чего-то ждали.

– Что им? – удивился Богданов.

– Просят благословить детей, – пояснил Конрад.

– Меня?

Конрад кивнул.

– Я ж не поп!

– Прогнать? – осведомился Конрад.

– Погоди!

Богданов направился к женщинам. Детский плач он услыхал издалека. На руках молодухи заходился криком младенец. Мать отчаянно качала его, но ребенок не унимался. Богданов подошел, глянул в ворох тряпья. Сморщенное красное личико, беззубый рот распялен в крике. «Жар, наверное!» – подумал лейтенант и потрогал ладонью багровый лобик. Младенец хрипло мяукнул и вдруг умолк. Закрыл глазки, зевнул.

– Спаси тебя Бог!

Молодуха всхлипнула и поцеловала руку Богданова. Лейтенант не успел опомниться, как его окружили женщины. Голося и причитая, они протягивали ему детей. Чертыхаясь про себя, он возлагал ладони на светлые головки и атласные лобики. Бабы кланялись, ловили его руку, если Богданов не успевал выдернуть, то прикладывались. Наконец они разошлись. Андрей в изнеможении сел прямо на траву. Только сейчас почувствовал, как устал. Ныла голова, тело ломило. Богданов откинулся на землю и закрыл глаза. Прошло всего несколько минут, когда он ощутил, что силы возвращаются. Сел, открыл глаза и увидел перед собой мальчика. Тот стоял, глядя на Богданова, но взгляд этот был пуст. «Слепой, что ли?» – подумал лейтенант.

– С прошлого лета не видит! – подтвердил голос сбоку. Богданов скосил взгляд и увидел бабу в линялой поневе и вышитой рубахе. – Собаки спужался, выскочила из куста.

«Истерическая слепота!» – подумал лейтенант и сделал знак бабе. Та подвела мальчика ближе. Богданов взял его за плечики и заглянул в глаза. Обыкновенные, васильковые, опушенные выгоревшими на солнце ресницами глаза.

– Ты грязный! – вдруг сказал мальчик. Он коснулся пальчиком щеки Богданова. – Земля… Ты землю кушал?

Богданов растерянно кивнул.

– Скажи мамке, даст хлеба! – посоветовал мальчик. – Утром пекла. Укусный!

Богданов посмотрел на женщину. Та открыла рот, чтоб заголосить, но Богданов показал кулак. Баба захлопнула рот. Лейтенант встал и за ручку подвел ребенка к матери.

– Отведи домой и накорми! – сказал вполголоса. – Только тихо!

Баба судорожно переняла руку мальчонки и побежала к посаду. Богданов обернулся. Лисикова и Конрад стояли в стороне, странно глядя на лейтенанта. Штурман все еще сжимала ручку брезентового ведра. Лейтенант поманил ее и, фыркая, умылся. Полотенца не было, он растер воду по лицу и смахнул капли.

– Кондотьер! – сказал Конрад. – Я могу попросить?

Богданов кивнул.

– Хороним Герберта и Ульриха. Парни оценят, если придет кондотьер.

– Я их убил! – растерялся Богданов.

– Ты оказал им милосердие. Если б не ты, пришлось мне. Не люблю этого.

«Сукин сын!» – подумал Богданов и кивнул.

Конрад отвел их к кладбищу. Там, возле разверстых ям, лежали два запеленутых в полотно тела, стояли хмурые латники. При виде капитана и кондотьера они оживились. Знакомый Богданову монах вышел вперед и начал службу. Богданов слушал молча. Все, что случилось в этот день, было странно и непонятно, объяснения не находилось. Подумав, Богданов пожал плечами и перестал искать ответ.