Мятежная совесть - Рудольф Петерсхаген

Почему? Подпольная служба информации уже многих отравила ядом подозрительности и страха. Лишь очень незначительная часть продолжала относиться ко мне по-прежнему сердечно, и среди них подполковник Зенфт фон Пильзах, бывший командир 120-го моторизованного пехотного полка. Его я знал хорошо. Он пережил Сталинград. В плен попал еще 3 февраля 1943 года. Как многие другие участники Сталинградской битвы, он сделал для себя выводы; ненавидел фашизм, Гитлера, его войну и стал членом Национального комитета «Свободная Германия». В лагере номер 27 он был руководителем этой организации и от ее имени приветствовал меня особенно сердечно. Из газеты Национального комитета он узнал, что Грейфсвальд был сдан советским войскам без боя.

– Вы для нас нужный человек! – заявил он, рассчитывая, что я тут же вступлю в комитет.

Но я решил сперва ознакомиться с целями и задачами Национального комитета. Он согласился, что иное решение было бы слишком поспешным. Зенфт фон Пильзах жил в маленьком домике, где находилась и его канцелярия. Русские называли этот домик «дачей». Такие дома из толстых длинных бревен стоят во всех пригородах и дачных местностях России. Говорили, что раньше этот дом принадлежал какому-то москвичу и служил ему дачей. Места под Красногорском – живописнейшие в Подмосковье.

Кроме Зенфта фон Пильзаха, в домике жил руководитель Антифа (сокращенно от «Антифашистский актив»). В этой организации объединились все противники фашизма, независимо от мировоззрения, происхождения и служебного положения. Основная их задача в лагере – работа по политическому образованию и перевоспитанию. Организация вела пропаганду среди всех военнопленных.

Зенфта и руководителя Антифа обрадовало мое согласие заниматься изучением политических проблем – ведь многие отклоняли это в принципе.

Я рассказал о своих переживаниях во время поездки. Оба рассмеялись: для них это было не ново.

– Мы знаем этих господ. Они путают заносчивость с достоинством, а упрямство выдают за характер. Теперь вы не одиноки, господин Петерсхаген. Здесь вы найдете товарищей, которые действуют и мыслят, как вы.

– Вы же не знаете, каковы мои воззрения, – возразил я.

– Ну что ж, увидим…

Оба собеседника сердечно улыбались. За годы плена они уже накопили немалый опыт.

Раздался сигнал вечерней поверки. Серый поток военнопленных устремился в гору к месту построения. Все, кроме генералов, – те строились возле своих жилищ.

Наверху старший лагеря принял рапорты старост бараков, записал данные на деревянной дощечке и попытался затем навести порядок в этой огромной толпе. Выстроив всех, он отрапортовал дежурному советскому офицеру. Дежурный поздоровался, обошел строй и пересчитал всех.

После вечерней поверки ужинали. До десяти можно было гулять, и все старались воспользоваться вечерней прохладой. Был конец июля, и вечера под Москвой стояли теплые, светлые и ясные.

Генералы носили безукоризненные мундиры со всеми орденами и регалиями. Они резко отличались от работающих военнопленных и жили во всех отношениях иначе. Лишь очень немногим был открыт доступ в их избранный круг – большей частью бывшим офицерам генерального штаба, например, подполковнику генерального штаба фон Белову из 71-й пехотной дивизии, полковникам генерального штаба Шмидту и фон дер Шевалери.

Фон дер Шевалери, обладатель старомодных висячих усов, прославился в лагере: обшив французские золотые монеты материей, он использовал их как пуговицы и таким образом скрыл золото. Но не смог удержать язык за зубами и то одному, то другому «доверительно» рассказывал о своей хитрости, пока, наконец, его секрет не стал достоянием советской комендатуры.

Гуляя по единственной широкой улице лагеря, все неизбежно встречались, невольно улавливали обрывки разговоров. Часами офицеры сравнивали послужные списки друг друга и высчитывали: этот был произведен в капитаны в 1913 году, тот, хотя и моложе, в 1912 году… И все лишь потому, что… Да потому, что… Следовало перечисление всевозможных причин: женился на дочери своего командира или на принцессе такой-то…

– Между прочим, интересная была бабенка эта принцесса. Великолепная наездница, постоянно принимала участие в охотах. Но, с позволения сказать, страшна, как смертный грех…

– Да, этого, к сожалению, не скроешь. Но это – чисто внешне…

– А что прикажете делать бедному Мюллеру, подумайте, даже не фон Мюллеру? Попал он, кажется, в 1926 году в самый аристократический кавалерийский полк, где служили одни дворяне. В то время я командовал батареей в том же гарнизоне и все отлично помню. Сперва он попытался произвести впечатление своим моноклем. Результат сомнительный – на этом он заработал себе прозвище «Мюллер с моноклем», сокращенно «М. М.». Затем он пустил в ход шампанское «Хейнкель сухое». Из «М. М.» он превратился, к своей великой досаде, в «Мюллера сухого». Ну, а затем женился на маленькой принцессе. Он был счастлив, считая, что теперь его признали, и смирился со своей новой кличкой «Мюллер – Высочество». Благодаря супруге он попал в генеральный штаб. К ней мы, естественно, обращались «ваше высочество». Но она махала ручкой: «Я теперь просто Мюллерша». Для нас она оставалась по-прежнему «ваше высочество».

– Да, хорошие времена… В армии Веймарской республики был еще жив старый прусский дух.

– Когда армию увеличили, все резко изменилось. Ведь еще в мирное время любой сморчок-мужлан мог стать офицером.

– Да, эти «фомаки» стали нашей гибелью.

– Правильно. Я уже почти забыл это слово. Такое охотно забывается. – Медленно и педантично он по буквам повторил еще раз: – «Фомак»… Фолькс-официрмит-арбейтер-копф – народный офицер с головой рабочего… – При этом он недовольно покачивал своей седой аристократической головой.

* * *

Вскоре я свыкся с внешними условиями жизни в лагере. Жилье было простое и тесноватое. Разумеется, ни одна страна в мире не может разместить с удобствами миллионы военнопленных.

Естественно, что неудобства служили поводом для антисоветской пропаганды. Против злопыхателей выступали члены Антифа. На доске объявлений появились статьи, обсуждавшие эту тему наряду с другими. Были вывешены выдержки из Женевской конвенции о военнопленных, например статья 7, где говорится, что военнопленные в отношении рационов приравниваются к войскам того правительства, которое взяло их в плен. В соответствующих комментариях было доказано, что мы получаем те же пайки, что и московский гарнизон, включая разницу между нижними чинами и генералами.

Но, несмотря на все привилегии, генералы брюзжали просто «из принципа». Им не нравилось, что в заметках Антифа их лагерный быт сопоставлялся с кошмарной жизнью военнопленных в Германии. Бывшие офицеры главного штаба вооруженных сил отлично знали все «особые распоряжения», о которых мне в свое время рассказал старый капитан в госпитале в Сталино. За три месяца до нападения на Советский Союз Гитлер заявил генералитету на совещании в рейхсканцелярии, что поход на восток «будет войной мировоззрений, войной на истребление варваров, азиатов-большевиков». Адмирал Канарис в памятной записке главному штабу вооруженных сил сообщал, что предписания по поводу обращения с советскими военнопленными не соответствуют положениям Женевской конвенции о военнопленных; во всех современных армиях утвердилось мнение, что ранить и тем более убивать беззащитных бесчестно. Кейтель отклонил эту докладную записку с примечанием: «Возражения возникают из идеи о рыцарском ведении войны. Это означает разрушение идеологии. Поэтому я одобряю и поддерживаю эти меры».