Командор - Валерий Михайлович Гуминский

— Дай, угадаю, — покачиваясь в такт движения кареты, я призадумался. — Рэйджа Котрила?

— А, так вы уже с ним встречались? — оживился Рамон. — Тогда понимаете, о чем я говорю. Если бы вы не сказали, господин Сирота, что занимаетесь негоцией, принял бы за пирата.

Мы с Ричем не выдержали и захохотали. Наш спутник неуверенно улыбнулся, по-своему понимая причину веселья, и отдернув занавесь окна, стал показывать мелькающие мимо нас строения:

— Сейчас мы едем по Ремесленному кварталу. Видите, какие узкие улочки, едва карета не застревает. Здесь сосредоточены почти все гильдии, кроме кузнечной и кожевенной. Они живут на южной окраине, возле Холма Блудниц. Это потому, что ветер там всегда дует или с моря, или в море. Чтобы в Акаписе не ощущать противные запахи, бывший губернатор распорядился перенести их производства подальше от центра.

— Холм Блудниц, — хмыкнул Рич и пихнул меня незаметно локтем. — Какое название… говорящее.

— По преданиям в стародавние времена, когда на месте Акаписа стояла рыбацкая деревушка, появилась группа женщин разных возрастов, — с удовольствием рассказал Рамон. — Они, якобы, шли пешком из самой Рувилии — нашей столицы. В одном из женских монастырей центральной провинции вскрылись очень неприглядные вещи. Настоятельница устроила там настоящий бордель. Монашки ублажали проезжающих мимо купцов, ну и дворяне, прознавшие про подобное, тоже захотели вкусить радостей жизни. Монастырь, хоть и стоял на отшибе, быстро стал знаменитым. Король — прапрадед нашего нынешнего правителя — узнал об этом и сам решил навестить сие местечко. Придворные алхимики изготовили для государя личину, да такую ловкую, что до самого конца никто не заподозрил, кто под ней скрывается. Ну и вышел знатный скандал. Настоятельницу хватил удар, когда молодой красивый юноша превратился в грозного сюзерена. Правда, злые языки рассказывают, что он, прежде чем наказать блудниц, весьма неплохо попользовался их услугами.

Рамон мелко рассмеялся, видимо, охотно веря в россказни этих самых злых языков. Рич даже не сомневался в благоразумии короля использовать ситуацию в свою пользу.

— А что произошло дальше?

— Его Величество приказал монастырь разрушить, а всех блудниц послал в далекое покаянное путешествие на восточное побережье и построить новый монастырь там, где они лицезрят птицу со змеей в клюве.

— Интересная трактовка, — хмыкнул я. — Почему именно птица со змеей?

— Не знаю, — пожал плечами младший маклер. — Какой-то миф или легенда, а может и символ, подсказанный учеными. Подозреваю, он просто пошутил.

— Но шутка обернулась правдой! — развеселился Рич, поглядывая из окошка на мелькающие вдоль извилистой дороги каменные хижины, возле которых суетились по своим хозяйственным делам горожане. Отсюда уже был видна темная грива невысокого лесистого холма.

— Как ни странно — да, — кивнул Рамон. — Одна из женщин, собиравшей ягоду на холме, увидела птицу, клевавшую дохлую змею, а дальше несчастные монашки, вконец обессиленные от долгих блужданий, обрадовались знаку и поселились неподалеку. Местные жители не знали всю историю их появления здесь, думали, какие-то беженки. В Дарсии еще бушевали баронские войны, вот и мотало людей по континенту. Помогли им обустроиться, возвели большой дом с хозяйственными пристройками.

— Дальше, предполагаю, было очень интересно, — я захотел услышать конец истории.

— О, еще как! — оживленно сказал маклер, и в этот момент колесо кареты наехало на камень, и мы едва не прикусили языки, подпрыгнув на сиденьях. — Смотри, куда едешь, идиот! — заорал Рамон, высунув голову из оконца. Потом продолжил обычным голосом. — Так вот, акаписцы очень возбудились. Еще бы, около двух десятков одиноких женщин живут под боком! Многие захотели взять их в жены, и целый год монашки отбивались от нашествия разгоряченных рыбаков! Нетрудно догадаться, какие страсти кипели в самом Акаписе несмотря на то, что на холме жили шлюхи! Даже до убийств доходило! Дело принимало нешуточный оборот, и тогда сюда приехал сам наместник из Скайдры. Он-то был в курсе произошедшего с монашками. Отписал королю о конфликте, и тот долго хохотал, когда узнал, к чему привело его повеление. Правда, Афрей Первый был человеком отходчивым, простил несчастных блудниц, и даже самолично снял с них монашеский обет, разрешил выходить замуж за местных рыбаков. А название холма осталось.

— Занимательная история, — пробормотал я, глядя на приближающийся пологий холм, заросший густым лесом. Слева от него показались дома гильдейских работников. Они протянулись неровной линией от холма к городу, которая перерезалась фруктовыми садами. Отсюда открывалась весьма приятная панорама Акаписа. Особенно центральная и восточная его часть, где стояли нарядные красивые особняки. В гавани на волнах покачивались корабли, похожие на мелкие мушиные точки. Где находится «Тира», я примерно представлял, но с трудом отыскал ее на мутно-свинцовых водах. Солнце опять скрылось за штормовыми облаками. Не пошел бы дождь. Сырость уже надоела.

Карету нещадно затрясло, и мы услышали, как заворчал кучер навроде того, какого дьявола понесло эту троицу за город. Дорога превратилась в узкую тропинку, по которой давно не ступала человеческая нога и даже лошадиное копыто.

— На Пустошь редко кто заглядывает, — подтвердил Рамон. — У людей есть одно разумное свойство: не лезть в чужой дом, на котором висит проклятие дьявола.

— А оно есть, это проклятие? — поинтересовался я.

— Конечно. Мельник Дариус и наложил его, когда заживо сгорал вместе с работниками и семьей в своем доме.

Видимо, убивать живущих на отшибе людей у местных вошло в дурную привычку, иначе ничем иным не объяснить раз за разом повторяющиеся трагические случаи. Надо обязательно учесть подобные нравы жителей Акаписа, чтобы самому не стать жертвой.

Пустошь ничего зловещего из себя не представляла, даже несмотря на пасмурный день. Огромное, по моим меркам, заросшее вереском поле, кустики акаций, тянущихся куда-то вдаль, и безбрежная благодать, не замаранная присутствием человека. Небольшой перелесок рос вдоль темно-зеленой нитки безымянной речки, за которой виднелись холмы и лощины с редкими вкраплениями пастушьих домиков. Но меня сейчас привлекал двухэтажный каменный дом с зияющими провалами окон, выдранными деревянными косяками, разбитой черепицей на крыше и унылым запустением во дворе. От каменного забора, опоясывающего усадьбу, почти ничего не осталось, только частично фундамент и рассыпавшиеся столбы, где раньше были ворота. Наверное, местные жители потихоньку растащили ценный строительный материал для своих нужд, не испугавшись Кракена, или кто здесь сейчас