Слабое свечение неба - Юрий Владимирович Сапожников

сгибаясь по привычке, хотя и укрылись они все, вместе с остывающим танком, в глубоком овраге, в паре километров от переправы.

— Вот, значит, как?! Не твоих они мучали, так ты те-е-е-перь про Женеву вспомнил, ка-а-анвенция, блять? А ментов вон этих — они б не пожалели. Раздавили бы гуслями, помнишь, как Сашку в Славянске? За-а-был ты, голова у его была целая, а брюхо и ноги измочалили и бросили подыхать?!

Зорин с опаской наблюдал за разборкой партизан, опытным взглядом оценивал дергающегося, близкого к аффекту, заику, частящего мягким малороссийским говором, у которого автомат висит в боевом положении на животе и правая кисть — на рукоятке. Вмешаться, осадить, с капитанского своего положения? Куда там, ведь это партизаны притащили танк, спасли их, бестолковых, брошенных, прущих вслепую на убой. Сколько там осталось трупов, сколько разбежались? Нет, вмешиваться нельзя. Этого контуженного от расправы над пленными удерживает только авторитет товарища, лысого бородатого стрелка, русского добровольца.

— Остынь, Коля, — Савельев хотел нарочито спокойно, а вышло — естественно глухо и равнодушно, действительно, устал он смертельно за длинный кровавый день, — Своих ведь не вернешь местью. Давай лучше покурим… И времени у нас — не то, чтоб вагон. Видишь — дождик стихает, стемнело почти. Нам сейчас надо быстренько перегруппироваться, а ты — слюной исходишь…

— Ну, тогда — так. Шоб не обидно было! — Мыза перекинул автомат на бок, вытащил из ножен узкий, тускло блеснувший тесак с замотанной изолентой ручкой, попятился к сидящим в кустах азовцам, — Я щас одному — молодому — кадык вырву. Он чуть моей дочки постарше будет. А деда, так и быть, тащи в трибунал, Жора.

Савельев увидел, как вжал подбородок в плечи дрожащий парень с руническими шевронами на рукавах, а пожилой приподнялся, пополз вперед на коленях, тараторил:

— Ну, не вбивайте ж хлопца! Молодой он ишо. Люди вы, либо шо — нэ?

Георгию уже не хотелось искать выход. Хватать Мызу за пояс, выкручивать руки с ножом, или как — выстрелить ему в спину? За нарушение приказа? Так нет у него этого права, а у Мызы — право кровь за кровь, наверное, есть… Сержант Миша, командир геройского экипажа, наблюдавший распрю с надгусеничной полки танка, бросил догоревшую сигарету в темную земляную жижу, спрыгнул прямо перед Мызой, закрыл спиной пленных:

— Отставить, дядя. Приказа не слыхал? Отставить — и все! Кругом, сказал же, ну?!

— А-а-аа, ты тоже так?! Все вы — жалеете…Да ты-то, поглядеть на тебя — еврей вовсе. Уж тебя б они — как в войну, точно, первого. Ты на кресты глянь. Не люди это — волки…

Из сумерек удивительным образом возник Матвей, привел за ладошку белеющую личиком во мгле сестренку, влез между танкистом и Мызой, спокойно и сердито сказал последнему:

— Дядь Коля, не надо с ними сейчас. Мы отведем к нашим, и пусть судят. Я им мамку не забуду. Не трожь их, мы не такие, слышишь?

Хорошо, что стемнело, подумал Савельев. Потому, что у автоматчика Николая Мизгирева, бывшего слесаря с Луганщины, ныне беспощадного разведчика с позывным Мыза, затряслись плечи под сырым бушлатом, он закрыл свое уродливое лицо каменными черными ладонями, и медленно ушел мимо бойцов в темноту, за теплую глыбу танка, там, давясь слезами, сидел на корточках, курил и вспоминал, наверное, мертвых своих.

— Надо что-то решать, — Зорин вместе с танкистом и Георгием, отошли чуть дальше от своего маленького отряда, собрали совещание командного состава.

К переправе, туда, где еще отсвечивало багровое пламя догорающей колонны, но уже не слышны были хлопки детонаций или случайные выстрелы, отправили СОБРовца Костю вместе с наводчиком Ромой. Почти земляки оказались — Ярославль и Кострома, во всяком случае, одна у них река на два города — Волга, да и по возрасту — где-то рядом. Молодые, после первого боя есть о чем пошептаться. Савельев строго-настрого запретил им вступать в перестрелку, велел замаскироваться у переправы, дежурить до полуночи, дальше — смена. Для связи выдали им УКВ-шку, для крайнего случая имелись автоматы, а главное — молодые быстрые ноги, чтоб бежать, если что, в поля, и ни в коем случае — к оврагу с танком гадов не приводить.

Мыза увел детей дальше в низину, в обрывистом песчаном берегу вырыл нору, сейчас грел там на таблетках горючего плоские банки тушенки, ломал подмокший хлеб, собирался кормить малых. Ярость и боль его снова отступили, спрятались на дне тоскующего сердца, он, уводя мальцов на ужин, буркнул Савельеву:

— Виноват, Жора. Щас ребят накормлю, пойду проверю молодых на понтоны. Спать сегодня не охота. Так что подстрахую…

Мехвод Серега по поручению командиров развязал руки взрослому фашисту, выдал ему пачку галет, пластинки потекшего мягкого сала и кружку с чаем, велел есть самому и кормить молодого азовца.

— Вы только заорать не вздумайте, или еще чего, — вздыхая, предупредил их, сам, прихлебывал из термоса, сидел рядом в темноте на станине спасенного СОБРами из потонувшей машины «Метиса», — А то придется вас — того… — грозил во мраке кургузым стволом АКСУ.

— Авиации сегодня так и не было, почему же? Неужели никто не знает до сих пор о засаде? И где ребята, не все ведь полегли, — Зорин сокрушенно качал головой, грел руки от гаснущей на ветру, спрятанной в кулаке сигареты.

— Какая авиация — дождь только чуть унялся, — с досадой отвечал Савельев, — А куда ваши разбежались, если живые — не скажу. Мы отступили на восток, за нами сзади тылы группировки военных и наши ополченские штабы. Переправу эту, по моему мнению, фашисты завтра будут забирать себе. Потому что — если бы хотели уничтожить, уже бы накрыли. А им, видно, нужно захватить ее, перебросить через понтоны технику и пехоту в тыл ушедшим на юг нашим армейцам. Мне кажется — примерно так… Что скажешь, Миша, какая задача была у вашей дивизии?

— За дивизию не знаю, — пожал плечами Аронов, — Мы переходили севернее, там другие были понтоны, а я вообще через брод шел, по вешкам. Команда была — двигаться на окраину города, на соединение с мотострелками. По этой-то трассе — уже давненько прошли передовые части. В штабе кричали — ВДВ на сто километров вперед умахали. А насчет отсечь войска — это вы правы. Я б на их месте как можно скорее захватил переправу, поставил бы тут заслон, и пошел рейдом в сторону наших тылов, на Белгород.

— Ну, дал тоже, сержант, — хмыкнул Зорин, в полутьме, едва разгоняемой огоньками сигарет и фонариком старинного кнопочного телефона Савельева, вглядывался в