Третий четверг ноября - Татьяна Устинова

Я называю тебя «зайка», а ты называешь меня «лапуля». Какиеуж тут полеты!..

Собственно, вот и надпись «Конец». Во второй серии будутдети, но процесс их производства остается за кадром, ибо никого этот процессособенно не интересует. Все от века известно, а нового ничего не изобретут!..

– Ну, как там? – услышала Лёка сквозь легкий и приятный шумв голове.

Так потрескивает огонь в камине. А может, это ее картонныйзамок горит?..

– Как размер? Подошел?

Батюшки мои! Размер!..

Она вскочила, натянула джинсы и покрутила попой передПлатоном, который и не думал убраться за занавеску.

– Ну как?

– Прекрасно.

Но на него нечего было рассчитывать. Ему нравилось все, чтоона себе покупала, кроме, пожалуй, шпилек. Впрочем, шпильки он тоже готов былтерпеть.

Потеснив его, Лёка выскочила в зал, и обе продавщицыуставились на нее.

– Мне кажется, они вам великоваты. Завтра будут висеть здесьи здесь. Там есть размер поменьше, попробуйте!

Лёка ворвалась в кабинку, выкопала из кипы самые голубые,самые потертые на коленках и карманах, самые хипповые на вид, и втиснулась вних, понимая, что это джинсы ее мечты, и что бы ей ни говорили продавщицы, онабез них уже не уйдет.

– Ну, вот это другое дело! – сказала продавщица громко,когда Лёка вернулась в зал и стала крутиться перед зеркалом.

– Сидят хорошо, – поддержала вторая тоже громко.

– Задница очень хороша, – добавил Платон, очень тихо, Лёке всамое ухо. – Глаз не оторвать.

Еще они купили невыносимо желтые ботинки на толстеннойрифленой подошве, носки в цветах американского флага, зачем-то чернуюкоротенькую жилетку, про которую продавщица сказала, что она будет очень хорошосмотреться с голубыми джинсами и белым Лёкиным свитером. Узкая жилеткаподхватила Лёкину грудь так, что Платон моментально на нее уставился, и ейпришлось пнуть его локтем в бок.

Потом Платон купил рюкзачок, чтобы нести в нем пострадавшуюмокрую юбку и еще что-то.

– Заходите к нам! Мы вам еще что-нибудь подыщем! – приглашалидевушки, и Платон с Лёкой обещали, что непременно зайдут.

После полумрака волшебного магазина – как будто из табакеркивынырнули! – улица показалась ослепительной, сияющей, свежей, и Лёка полнойгрудью вдохнула сырой мороз, которым дышал нынче Питер.

Во всех этих новых вещах ей было как-то на редкость веселоощущать себя всю, от макушки до пяток, – и ноги в голубых джинсах казалисьдлинными, и ботинки не жали, и было не страшно, что вот-вот упадешь, и грудь,подхваченная черной суконной жилеткой как-то по-особенному выпирала из шубейки.По крайней мере, Лёке так казалось.

– На. Это тоже тебе.

И он сунул ей перчатки. Лёка тут же сняла мокрые, в которыхона упала, и нацепила сухие, толстые, замшевые, да еще такого же невыносиможелтого цвета, что и башмаки!..

Они шли и молчали.

Как бы это спросить... половчее? Как бы спросить так, чтобыон ничего не заподозрил?

Вот, например, если спросить: «Как у тебя с личной жизнью,Платон?» – это будет достаточно ловко, или он все-таки что-нибудь заподозрит?

А можно так спросить: «У тебя есть герлфренд, Платон?» Этобудет достаточно непринужденно, или он все же заподозрит?..

И какое прекрасное, звучное слово «герлфренд»! Очень в духедвадцать первого века, как выразился бы Андрей Владимирович.

– Слушай, – Платон Легран поправил на носу очки и посмотрелна Лёку, – а этот, чью жену мы должны искать по всей Большой Морской, твойлюбовник, что ли?

Н-да.

Лёка шагала и смотрела на носы своих невыносимо желтых,только что купленных ботинок.

А черт его знает, кто он!..

Он главный мужчина Лёкиной жизни, ни больше ни меньше. Онивместе работают, вместе отдыхают, вместе ужинают – иногда. Они любят одно и тоже – загород, баню, шашлыки и речку. Он очень нравится Лёке, высокий, красивый,длинноногий, вкусно пахнущий! Ей нравится, что он умеет «ухаживать за собой»,принимает душ, покупает одеколоны, разбирается в марках одежды и знает, кого изпары Дольче-Габбано зовут Стефано. Еще ей нравится, что он начальник службыбезопасности, а мужчина с пушкой за ремнем испокон веку привлекает женщин, каксвет керосиновой лампы мотыльков. Ей нравится, что с ним можно обсудить деласослуживцев, что его не утомляют «гаремные» разговоры – кто на кого и сколькораз посмотрел, кто кому позвонил, кто кому изменил или только собираетсяизменить.

Да, конечно, голым по квартире он не шатается и не щиплет ееза попку на скучном вечере так, чтобы никто не видел, но все же с неким намекомна продолжение. Теорему Ферма тоже доказать не сумеет, да и вообще вряд лизнает о существовании этой теоремы, равно как и всех прочих. Ну, книг никакихне читал! Но по нынешним временам их никто не читал. Еще он всегда безропотномоет посуду и чистит картошку – то есть «помогает»! – а так же обожает своюдочь. Значит, будущих совместных детей он тоже будет обожать.

При мысли о том, что планируются совместные дети, Лёкабыстро втянула воздух, так что от холода заломило зубы.

– Лёка?

– Что ты ко мне пристал, Платон?

– Я разве пристал?

– Какое тебе дело, сплю я с ним или нет?

– Я ревную, – выговорил он отчетливо. – По-моему, этопонятно.

– Как?!

– Так.

– Ты... меня ревнуешь?!

– Ты из-за него меня бросила?

Честно сказать, так оно и было.

Артем начал ухаживать за ней – подвозить на машине, покупатьшоколадки и игрушечных медвежат, приглашать в парк, и темная страсть ПлатонаЛеграна, в которой она утопала, показалась ей опасной.

Слишком опасной, а она всегда была осторожной девочкой. Нето что сестрица Ника.

– Я тебя не бросала.

– Ну да!

– Ты вел себя ужасно. Я тебя просила – не надо!.. А ты всепродолжал.

– Что не надо? – осведомился он, и тут Лёка поняла, чтоникак не может вспомнить, что именно было «не надо».

То, что вспоминалось, для объяснения причин разрыва негодилось.

Не надо ставить на батарею грязные ботинки, надо их сначалапомыть? Не надо на корпоративной вечеринке рассказывать анекдоты про ВасилияИвановича, а потом первому заливаться веселым смехом? Не надо разговаривать сдиректором по маркетингу, как с убогим, только потому, что он не понимает нислова из того, о чем ты говоришь? Не надо класть в передний карман джинсовкошелек, потому что это выглядит недостаточно красиво? Не надо орать на весьдом «Витюся, давай!», когда по телевизору показывают футбол?!