Сын Золотого Неба. Глаза Дракона - Лина Лау

к которой потянулись, прося о покровительстве, те кланы не отрёкшихся, что сумели пережить чистки или кто чудом сумел увернуться от внимания Союза Аниа.

Сколь иронично было то, что первым принес вассальные клятвы клан Кеи, а его глава теперь была вынуждена кланяться своей бывшей подчиненной, называя её уже не по личному имени, а госпожой Сунн… Как причудливо изворачивается судьба — вчерашние господа лебезили теперь перед бывшими своими слугами, перед никогда униженными и обиженными.

Но сделать ничего было нельзя.

Да и не нужно…

Всего за пять лет непризнанный людьми клан Талэ разросся до таких масштабов, что не воспринимать его всерьёз, не считаться с ним было уже нельзя.

Опоздал Союз Аниа со своей идеей быстро зачистить острова шесс'ен — организованные, сплоченные, обученные тёмным техникам, защищённые тайными рунами забытого языка сайши могли не только постоять за себя, но и серьёзно потрепать людей, возникни у них такое желание.

А прикажи Шесс'Алори любой ценой людей на архипелаге уничтожить — стерли бы тех в пыль, развеяли бы пеплом по ветру.

Потому, поздно спохватившиеся человеческие кланы и отрекшиеся стали готовиться к полномасштабной войне, понимая, что выжить сможет только один из двух народов.

Пока их спасало только то, что сам оказался Аран был не заинтересован в конфликте.

Он хотел вернуться вместе с изгнанниками на родину их народа — жалкая кучка островов его не волновала, ведь его ждала его разрушенная, уничтожавшая сама себя без своего Владыки империя.

Вдвойне повезло людям — к ним господин Талэ относился с равнодушием и даже слабой симпатией, испытывая неприязнь к вполне конкретным лицам, а не целой расе, в то время как, отрекшихся он откровенно ненавидел.

Это многие замечали и думали, что, в принципе, это было не удивительно — именно эти предатели сыграли ключевую роль в Великой Охоте.

Но дело было совсем не в этом.

Аран понимал хитрость — на словах отречься от своих предков, дабы выжить и защитить их наследие, но идейную ненависть к собственному народу со стороны его же представителей ни понять, ни принять не мог. Это казалось ему преступным и противоестественным — помогать уничтожать собственное прошлое, выжигать свою кровь,

Не исправить ошибки предков, не начать всё сначала, помня их ошибки.

Разрушить.

Дети Хаоса, Дети Мрака — вот кем были эти отрекшиеся в глазах Арана. Последователи Убийцы Светил и его философии всеобщего уничтожения ради равенства душ! Столько народов погибли, навсегда сгинув в Бездне, а теперь они уничтожали собственный.

Предатели.

Предательство было тем преступлением, которое Аран простить не мог.

И, несмотря на всю свою доброжелательность, не желал.

Из-за предательства он потерял всё, что имел.

Из-за предательства погиб его саи-ри.

Из-за предательства родился Аран…

Глава 8. Руни Талэ

Пять лепестков шие-си устремились каждый в свою сторону, заключенные в круг королевского пурпура — главный символ Умэ-Цаали повторялся в интерьерах, одежде, самой жизни северян с весьма утомляющей взгляд Руни частотой. Конечно, не могло его не быть на массивных дверях Зала Советов.

Руни никогда до конца не понимал эту глупую любовь цишен к этому невзрачному цветочку. Шие-си — не пышная роза или разливающий медовый аромат пион, не коварная ядовитая лилия. Простой и незамысловатый, он был повсюду, и, признаться честно, раздражал — при том, что рос, собственно, только в Шиеш'Баа, и паломничество в тот край было священным долгом всякого порядочного цишен. Ну и племянничек у себя вырастил эти их, невесть как.

…Вспоминать о коронации, когда вместо положенного во всякому порядочному государю венца, ему водрузили на голову венок из этих цветочков, и вовсе не хотелось — что за вздор.

Нелепость.

И он уже много лет жил в этой нелепости.

Слишком много.

…Руни со вздохом зашел в Зал Советов, придавая своему лицу суровости и невозмутимости, чтобы не дать хоть кому-то заметить своё смятение.

Не показывать уязвимости.

Иначе — сожрут и костей не оставят.

Он бы, собственно, и не был против, если честно, но — слишком рано. Слишком многое пришлось бы племяннику взвалить на себя, в таком случае. Непозволительно много. Так поступить со своим учеником Руни не мог — совесть и честь не позволяли.

Тихо переговаривавшиеся до этого лорды мгновенно замолчали и направили на него свои выжидательные взгляды. Внеочередное собрание Совета Кланов всегда было делом необычным, тревожным. Цишен последние десятилетии жили в постоянном ожидании катастрофы — когда их предадут и попытаются уничтожить. Видимо, по себе судили.

В глазах лордов читалась опаска…

Впрочем, она всегда там была, что бы он не делал.

Они не принимали его.

Признавали его власть, подчинялись — но как захватчику, поработителю, из-под чьей воли однажды они сумеют освободиться, и это своё стремление они даже не трудились скрывать, каждым своим жестом и движением выказывая своё истинное отношение, впрочем, не пересекая черты, за которой всякая дерзость должна была быть наказана.

Это уже давно не ранило Руни, не резало по сердцу.

В конце концов, именно им он и был для цишен — захватчиком, чужаком, цареубийцей.

Саи-ри ненавидимого ими императора.

Он и сам не хотел находиться здесь, возиться с проклятыми северянами, наводить здесь порядок и железной рукой удерживать их вольнодумие, выжигать в зародыше крамолу.

Но — надо.

А'вэди приказал.

Тагуш — такой же как он, уставший давний слуга Владыки, верный ему до последний капли крови, но служение это осталось последним смыслом жизни. Но дракон не мог никак помочь. Как скрасить тоску тому, кто сам ею страдал…? Но всё же доносившаяся по связи поддержка и утешительное сочувствие брата-дракона помогали выносить весь этот фарс с гордостью и достоинством. Ну или просто он держался, потому что обещание полетать после собрания — не пустой звук. А тому, кто совсем недавно был крылат, полёт был делом сокровенным и совершенно необходимым для душевного здоровья. Да, он просто из-за всех этих государственных дел давно не летал с Тагушем.

…Вслед за Руни в зал зашел его племянник со своим телохранителем, и всё внимание лордов тут же перенеслось на них. Их эмоции изменились. Точно такого же чужака и захватчика Девона они уважали и любили, ласково обращаясь к нему Цэй'алори — «юный владыка», явно и недвусмысленно показывая, кому именно принадлежала их симпатия и вечная верность.

Иногда Руни казалось, что если бы не однозначная позиция его племянника по этому вопросу, то лорды даже не утруждали бы себя приставкой «Цэй». Но — называться Владыкой при ещё живом и здоровом короле