Приключения русского художника. Биография Бориса Анрепа - Аннабел Фарджен

Литтон Стрэчи, безусловно, слушал эту историю с чрезвычайным интересом, как и другие истории о ночных богемных сборищах в мастерской на Мэллорд-стрит, в которых Борис принимал самое активное участие.

Пока Борис старался занять подобающее место среди людей своей профессии, Хелен и Юния жили в парижской студии, волей-неволей довольствуясь компанией друг друга. Борис бывал в Париже только наездами. Хелен пишет, что во время одного бурного семейного воссоединения в ноябре 1913 года она зачала второго ребенка.

Казалась неизбежной война с Германией, поэтому Хелен перебралась из Парижа в Экиен, деревню на северном берегу Франции, неподалеку от Булони. Вероятно, ей, кроме всего прочего, хотелось укрыться от упреков матери, поскольку Луиза Мейтленд наверняка была в негодовании от этой второй безответственной беременности. Но что еще важнее, Борис мог приезжать к ней, пересекая Ла-Манш, на выходные дни.

Экиен – это рыбачья деревушка, где в 1907 году некоторое время прожил Огастес Джон, увлеченно писавший рыбачек. Дорелия же с четырьмя детьми устраивались среди песчаных дюн, по которым, как заметил Джон, детям было удобно и безопасно ползать. Берег за деревней был каменистый и крутой, с широкой полосой песчаного пляжа, усеянного ракушками, к западу поднимались дюны. Возможно, рекомендация Джона как раз и повлияла на выбор Дорелией этого чудесного места.

Десятого июля 1914 года в фермерском доме, где Хелен жила с дочерью Анастасией, родился сын Игорь-Ярослав. Борис, обнаруживая совершеннейшую эгоистичность и невнимание к женщине, живущей с новорожденным младенцем и полуторагодовалой дочерью в убогой обстановке французской фермы, прислал ей письмо с описаниями своей лондонской светской жизни[27]:

Хелен отплыла в Англию лишь за несколько дней до того, как Франция объявила войну Германии. С собой она взяла пожилую крестьянку. Им повезло, они нашли телегу с последней лошадью, которую не успели реквизировать, и добрались до Булони. Первые недели на английской земле Хелен, французская крестьянка и дети провели в гостинице “Чаринг-Кросс”, пока, как пишет Хелен, “не был снят мораторий” и не оказалось возможным получить деньги в банке, чтобы заплатить по гостиничному счету. Она прибыла слишком поздно и разминулась с Борисом, который вместе с братом Глебом уехал в Россию.

Борис позвонил Наталии Бенкендорф, дочери русского посла в Лондоне, и конфиденциально спросил ее совета, не следует ли ему в момент военного кризиса вернуться на родину. Она посоветовала ему ехать немедленно. Поскольку мозаика для Этель Сэндз была закончена, хотя еще не установлена в доме, он попросил Генри Лэма помочь в перевозке ее в Челси, а также заменить некоторые камни на шее одной из фигур и закончить лицо.

Когда это было сделано, Борис без колебаний, повинуясь требованиям военного времени, забрал Глеба, работавшего физиологом в Юниверсити-Колледж, медицинском колледже Лондонского университета, и братья покинули Англию на шведском судне, отплывавшем из Гулля. Из русского посольства они получили письмо, в котором им не советовали ехать через Германию, поскольку Россия уже вступила в войну. Через Стокгольм они добрались до Санкт-Петербурга.

Отца они встретили у дверей дома.

– Я знал, что вы вернетесь, – сказал В. К., и все было прощено.

Вначале войны русское командование полагало, что общая неподготовленность армии может быть компенсирована надежной кавалерией. Оно почти не извлекло уроков из поражения в Русско-японской войне.

В звании лейтенанта Борис начал служить в Седьмом кавалерийском корпусе под командованием генерала фон Экка. Он догнал армию на западной окраине Львова [в то время называвшегося Лемберг и принадлежащего Галиции в составе Австро-Венгрии] – русские уже разбили австрийцев и преследовали бегущего в беспорядке противника. Обязанности Бориса были самыми разнообразными – он состоял при штабе, бывал на полях сражений, занимался разведкой. Кит Клементс в книге “Генри Лэм”, основываясь на письмах того времени, говорит, что Борис проявил исключительное мужество в боях и считал себя “счастливчиком, ибо выжил, находясь под вражеским огнем, а также подвергаясь прочим опасностям, угрожавшим его жизни”.

Он слал бодрые письма и телеграммы Хелен, жившей теперь в Фэрфорде, в графстве Глостершир, сначала с Юнией, которая вскоре вернулась в Россию, чтобы стать сестрой милосердия, потом с Луизой Мейтленд, которая приехала помочь дочери справляться с двумя маленькими детьми, Анастасией и Игорем.

У деревни Бариня наступление Седьмого корпуса было остановлено, волна пошла вспять, русские начали отступление. По причине плохого обеспечения боеприпасами в течение пяти месяцев императорская армия в Галиции сдерживала наступление австрийцев почти голыми руками. Снаряды стали такой роскошью, что однажды, когда в какой-то корпус доставили пятьдесят штук, офицер, попросивший разрешения использовать хотя бы два, получил отказ. Доставка боеприпасов сопровождалась ужасной неразберихой, и командованию было приказано снабдить подчиненных топорами с длинными рукоятками, чтобы было чем вести бой. Позже говорили, что германская армия имела огромное преимущество по сравнению с русской в материальном отношении и даже при более умелом руководстве русские не могли бы противостоять немцам. Казаков, правда, очень боялись: их жестокость внушала ужас австрийским и немецким солдатам. Кроме того, казаки были великолепными разведчиками. Но отсутствие хорошего вооружения их, естественно, деморализовало: многие становились симулянтами, не возвращались вовремя из увольнения, вели себя с молчаливым нахальством. Зимой, когда склоны гор покрыл снег вперемешку с грязью, лошади часто оказывались полезнее, чем машины. Велики были потери, связанные с болезнями и морозом.