Незваный, но желанный - Татьяна Коростышевская

— Точно говорю. У ней туфлей энтих от стены до стены полки забиты. Из которых хмельное употреблять велит, которые целовать или что похуже, и по дням недели у ней все, по сезонам. На Пасху, к примеру…

— Славненький какой, а глазоньки си-иние… Пропал соколик…

— У ней женихов энтих от стены до стены. Рыжего она подле позапрошлого определит… Да помнишь, заграничный такой весь, пристав вроде… Вот так вот, в сон чародейский вгонит — и на полку…

Семен Аристархович тоже слушал, иногда поддакивал. Это когда глазонек очередной уездной красотке не строил.

Изрядно утомившись променадом, я мечтала забиться в уголок, накрыться одеялом с головою и…

— Вас сожгут, Попович, — предупредил Крестовский серьезно. — На базарной площади.

— Как ведьму? Так это в старину и не у нас было.

— Заграничные веяния доходят в Берендию с некоторым опозданием.

— Тогда… — Я помахала приветственно Федору на козлах коляски, забыв даже ненадолго, что он крыса и враг. — Тогда завещаю вам свои туфли, от стены до стены.

— И женихов.

— Как пожелаете. А вам зачем?

Шеф лишь мечтательно вздохнул.

За круглым столом Ордена Мерлина могло расположиться сто пятьдесят рыцарей, но это в стародавние времена процветания, сейчас их было всего девять, от этого столетня скукожилась до невпечатляющих размеров. То есть, разумеется, это был не сам с гол, а астральная его проекция, сотканная в иллюзорном тонком мире на самой границе сна и яви. Но не суть. Грегори, сын Илии, распластанный на каменном круге, об этом вовсе не думал. Девять островных чародеев работали над ним одновременно. Молодой человек ощущал то нестерпимый жар, то болезненный холод и нескончаемую вибрацию, тоже довольно неприятную. Он терпел, без интереса прислушиваясь к беседе, которую вели рыцари меж собой.

— Почти готово, артефакт полностью восстановлен. Что скажете, мастер? Выпустим в мир нашего подопечного?

— Рано. — Голос предводителя звучал гулко, как колокол. — Пусть берендийский выскочка проиграет, и тогда…

— Этот даже не чародей.

— Тем ощутимее щелчок по носу получит наглец, посмевший нас в чем-то упрекать.

— Но, мастер, тьма уже доказала свою силу, уничтожив нашу работу. Сможет ли наш подопечный, даже при условии, что нынешний артефакт гораздо мощнее…

Предводитель скрипуче рассмеялся.

— Не будем делать ошибок, недооценивая соперника. Господин великий берендийский чародей явит свою силу и потреплет хтоническую тьму. Грегори останется лишь нанести финальный победный удар. Разумеется, он справится. А чтоб уверенность в этом была абсолютной, на сей раз мы довольно небрежно подчистим его память.

— О мастер, — разнеслось многоголосно, — вы столь хитроумны…

Хоромы Бобруйских на Гильдейской улице были всего в получасе езды, и время это я употребила с пользой. Семен Аристархович как бы дремал, не забывая похрапывать, но губы его шевелились четко. «Жужа» бормотала мне в ухо зоринским басом:

— Про все прочее забудь, отодвинь, твоя задача — по свежим следам убийство раскрыть, ну и внимание на себя отвлечь, пока я другими делами занят буду. Это, разумеется, в случае, если я сочту ситуацию для тебя безопасной. Не торопись, не горячись, сохраняй свежую голову, за пределы домохозяйства ни ногой, попробуй сейчас мне призыв отправить, может, внутри нашего колпака сработает. Ну? Хорошо, я тебя чую. И еще одно, если справишься быстро, результатов не оглашай хотя бы до вечера. Пока мы заняты у Бобруйских…

Синие глаза чародея распахнулись. Кивнув, я отвела взгляд, поправила локон у виска, скользнула рукой с артефактом в карман, повозилась, пряча «жужу» в футлярчик. После незаметно Семену передам, ему больше пригодится.

Ворота особняка оказались заперты, и Федору пришлось в них колотить. Наконец створки распахнулись, и мы въехали на подъездную дорожку, которую помнила я нарядно освещенной и украшенной. Крестовский зевнул, глядя по сторонам:

— Форменный дворец.

Окна первого этажа скрывали глухие ставни, отчего дом казался пустым. Однако на крыльце стоял ожидающий нас ливрейный лакей.

— Возвращайся в приказ, — велела я Федору, — понадобишься, кого-нибудь за тобой пришлю.

Степанов пробормотал «так точно», и когда мы с Крестовским сошли с коляски, стал разворачиваться.

Работаем, сыскарики. С богом!

Лакей пригласил нас внутрь, на его лице читались следы бессонной ночи.

— Господа в кабинете, — ответил он мне на вопрос. — А барин…

— Ваше превосходительство! — Появившийся в прихожей господин Хрущ был бледен, пьян и благостен. — Все-таки самолично решились нас посетить?

Крестовский вожделенно посмотрел на бутылку, которой адвокат размахивал, и протянул:

— Лишь в качестве чародейского консультанта при чиновной барышне, Андрон Ипатьевич.

Сухо поздоровавшись, я спросила, где тело. Сызмальства за мною привычка такая, самое неприятное делать в первую очередь.

Миновав приемную и бальную залу, мы поднялись по лестнице в правое крыло здания, прошли анфиладой разномастных, но одинаково богато меблированных покоев. Я привычно отмечала обстановку: плотные непрозрачные шторы, кое-где раздвинутые, решетки на окнах, до блеска вычищенные камины, черный тюль, скрывающий зеркала. Дом погрузился в траур. Мужчины негромко беседовали, на меня внимания не обращая.

— Все, как велено, исполнили, — хвастался Хрущ, — в том же виде для осмотра оставили…

Мы остановились в конце анфилады перед запертой дверью, адвокат с поклоном передал мне ключ.

— Извольте, госпожа Попович.

Замок поддался, я шагнула внутрь, сдерживая дыхание, и замерла на пороге.

Крестовский присвистнул. И было от чего, подобных спален мне доселе видеть не приходилось, да и не спальня это была. Скорее всего. Вся комната, стены, потолок и даже пол по всему периметру обиты были толстой тканью, или даже тканью в несколько слоев, как внутренности огромного футляра. В центре высилась кровать — обширное ложе с четырьмя балдахинными столбиками, только крепился на них не балдахин, а кованые блестящие цепи, охапка которых свисала также с потолочного крюка.