Незваный, но желанный - Татьяна Коростышевская

Вдова фыркнула, но угроза свое действие возымела.

— Гаврила Степанович исключительной мужеской силою обладал, все ему мало было. Девиц в этих апартаментах за последние годы перебывало преизрядно: певички, актерки, прочие бабочки.

— Профессионалки?

— О нет, — тряхнула собеседница заколотыми траурным эгретом локонами, — продажная любовь его не привлекала. Гаврила чистых хотел, не девственных, а… — Она поискала слово. — Порядочных, что ли. Ну, знаете, которых ломать нужно, развращать. Не было ему радости в покорности.

— Понятно, — сказала я, подумав «какой кошмар!». — Местных барышень использовал?

Плечи Бобруйской поднялись и опустились.

— Скорее нет, чем да. Думаю, что он таким образом сложностей избегал. Крыжовень городок небольшой, все друг у друга на виду, у любой девицы брат либо папаша с дядьками. Не спустили бы Гавриле шалостей, будь он сто раз богатей.

Слуги подняли покойника, придерживая за углы простыню, понесли его к выходу. Я во все глаза смотрела, чтоб они по дороге ничего из комнаты не прихватили.

— Евангелина Романовна, — предложила вдова, — не желаете переместиться? Эти стены на меня ужасные воспоминания навевают.

— С удовольствием.

Заперев двери, я спрятала ключ в карман и проследовала за Бобруйской в другое крыло. Она пригласила меня в небольшую гостиную с низкой резной мебелью и шпалерами приятного янтарного цвета.

— Чаю?

— Пока воздержусь. — Я разложила на столе блокнот с карандашиком. — Вы об ужасных воспоминаниях упомянули. Неужели супруг от вас требовал склонности свои разделять?

Вдова поморщилась.

— К счастью, лишь первое время после брака, пока новизна его возбуждала.

— Первое время? — приподняла я брови. — То есть пока вы ребенка под сердцем носили?

Повисла свинцовая пауза. Я продолжала смотреть в лицо собеседницы. А хороша барыня, на балу чисто старуха была, а сейчас любо-дорого посмотреть, лицо чистое, без морщин, волосы блестят, будто муж при жизни из нее силы тянул. Помолчав, она наконец выдавила:

— Ваше превосходительство времени зря не теряли, все сплетни разнюхали.

— Служба такая. По слухам, Анна Гавриловна через шесть месяцев после свадьбы на свет появилась.

— А слухи сообщили вам, из какой я семьи происхожу?

— Разумеется, — не стала я таиться. — Вы внучка и наследница Калачева Дормидонта Феоктистовича, купца первой гильдии и главного городского мецената. Предположу, что своему состоянию ваш супруг именно ему обязан.

— Пока дед был жив, Гаврила меня трогать не смел, почтительного и любящего мужа изображал, пылинки сдувал. Но сразу после рождения Нюты Дормидонт Феоктистович преставился, и мы с дочерью остались во власти чудовища. Вы сказали — наследница? О нет, калачевские миллионы наследовала Анна. Это стало ее проклятием и нашим спасением. Гаврила не мог от нас избавиться, не лишившись прав управления фондом, но приложил все старания, чтоб Нюта из-под его опеки не вырвалась.

— Замуж не отпускал?

— Именно. По завещанию деда ее супругу причиталось все.

— А вы?

— Что — я?

— Как бы действовали, выйди Анна Гавриловна замуж?

— Ушла бы с молодыми, ни минуты в проклятом доме не оставаясь. Здесь же форменная тюрьма. Решетки на окнах заметили? А запоры дверные? Каждый вечер спальное крыло на все замки запиралось.

— Чем же вы развлекались в заточении?

— Простите?

— Чтение, пасьянсы, музицирование? — предположила я, выделив последнее слово и разворачивая на столешнице носовой платок с орудиями убийства. — Затрудняюсь определить, что это за струна.

Вдова хмыкнула.

— Может быть, от арфы? Поглядите в музыкальном салоне.

— Непременно. А кто сим инструментом владеет?

— Машенька. Ума не приложу, чем вам этот факт поможет.

— Больше никто?

— Арфа, Евангелина Романовна, инструмент массивный, ни мне, ни Нюте размерами не подходящий.

Я кивнула. Старшая дочь Бобруйских действительно была девицею рослой и дебелой. Хотелось еще спросить, от кого младшенькую Нинель Феофановна понесла, потому что в страсть ее к Гавриле Степановичу не верилось нисколько, но решила пока обождать. Если Калачев внучку поспешил за Бобруйского пристроить, значит, отец либо сбежал, либо абсолютно для брака оказался непригоден.

Развернув блокнот к собеседнице, я попросила ее набросать план этажа, отметив на нем спальни.

— Слуги отдельно ночуют, во флигеле?

Вдова кивнула, скрипя по бумаге карандашиком.

— Обычно это крыло после заката запиралось. Моя спальня здесь, Машеньки и Нюты апартаменты дальше по коридору. Общая гостиная, библиотека, музыкальный салон, столовая, комнаты для гостей.

Изучив отметки, я спросила:

— И Дульсинею подле вас поселили?

Бобруйская невесело усмехнулась.

— По обыкновению, как и прочих одалисок моего благоверного. Удобно, не правда ли? Знаете, как все происходило? Барин являлся в женское крыло, провести время с семьей, иногда ужинал, сидел с нами, развлекался. Это сейчас Дульсинея у нас одна была, иногда до трех девиц одновременно гостило. Танцорки либо певички демонстрировали свои таланты, после барин выбирал одну или нескольких и удалялся с ними к себе, запирая крыло до утра.

— Так и вчера произошло?

— Так, да не так. Актерка к нам в общую гостиную не вышла, Гаврила ее из спальни уволок.

Поблагодарив вдову, я закрыла блокнот.

— Будьте любезны меня в другие комнаты сопроводить.

Бобруйская поднялась.

— Извольте.

Дочери сейчас находились в кабинете на первом этаже, подозреваемую Дульсинею заперли в подвале, поэтому в крыле, кроме нас с вдовой, никого не было, даже слуг, занятых с покойником. Нинель Феофановна сообщила, что погребение проведет как можно быстрее, потому гроб с телом сразу установят для прощания в главной зале.

— Священника вызвали? — спросила я рассеянно.

— Разумеется.

Каждый из дамских апартаментов был дополнен ванными и гардеробными комнатами, небольшими, но уютными гостиными, в стене столовой обнаружилась лифтовая шахта для транспортировки яств из кухни, библиотекой явно почти не пользовались, а у арфы, стоящей в центре музыкального салона, отсутствовала струна. Ее не открутили с колка, а отрезали. Сравнив надрезы, я прикинула длину, развернув орудие преступления. Все сошлось. Более того, на лезвии ножа обнаружилась зарубка, видимо, им и воспользовались. Итак, Дульсинею тащили из ее спальни. Прочие дамы наблюдали действо отсюда, с порога гостиной. Она по пути умудрилась схватить нож. Где? Вдова оружие не опознала.