Фурия XXI века - Наталия Антонова

Морис выключил компьютер и поднялся в свою комнату. Странно, но ему не хотелось спать…

Он подошел к окну с намерением задвинуть шторы. И невольно залюбовался… Серебряным коромыслом на плече ночи сиял месяц, и, точно брызги хрустальной воды, мерцали звезды.

В его глазах отражались блики зыбкого света, а он думал о том, что давно не был дома. И что все чаще ему начинало казаться, что его дом здесь… Все это могло показаться странным со стороны, но Морису Миндаугасу это представлялось естественным. Он приехал погостить к старому другу, увидел на вечеринке Ее и тотчас потерял голову, напросился на работу в ее детективное агентство и постарался стать незаменимым. Насколько это удалось ему, сказать трудно. Да, Мирослава оценила его таланты, ведь по образованию он юрист, как и она сама, к тому же отлично ладит с компьютером, да и в расследовании не раз и не два подбрасывал идеи, которые помогали докопаться до истины. Волгина, надо отдать ей должное, никогда не занижала его вклада, как, впрочем, и ничьего другого.

Помогло ему и его страстное увлечение кулинарией. Хотя тут, пожалуй, его таланты больше ценили его друзья, чем сама Мирослава, в еде довольно неприхотливая.

Но он до сир пор не знал самого главного – как она относится к нему, испытывает ли более трепетные чувства, чем удовлетворение от совместной работы…

Не мог же он напрямую спросить ее об этом? Хотя почему и нет? Наверное, потому что все еще казалось ему зыбким, как этот мерцающий свет за окном. Интуиция подсказывала ему, что пока еще рано говорить о своих чувствах и тем более просить ее ответить на них…

Пока Морис предавался переживаниям, Мирослава и Дон уже видели десятый сон.

– Чем вы собираетесь заняться сегодня? – спросил Миндаугас свою работодательницу утром.

Мирослава вздохнула, зачем-то размешала чай в чашке, в которой никогда не было сахара, и ответила:

– Продолжу знакомства с женщинами Мерцалова.

– Думаете, надо?

– Я должна отработать эту линию до конца.

Он кивнул в знак согласия и спросил:

– Чем заняться мне?

Она пытливо посмотрела ему в лицо и тихо сказала:

– С моей стороны будет большой наглостью, если я попрошу тебя подрезать кусты роз у забора?

Он весело рассмеялся.

– Прости, – пробормотала она, – ты устраивался на работу не садовником.

Он легко коснулся длинными пальцами ее руки.

– Нет-нет, что вы, я с удовольствием подстригу розы.

– Тогда почему ты смеялся?

– У вас было такое выражение лица!

– Какое?

– Просительное…

– Поняла, как у просительницы у парадного крыльца. – Она тоже рассмеялась. Потом стала серьезной и проговорила задумчиво: – Хотелось бы мне знать, что раскопала полиция и почему Шура вчера как в рот воды набрал.

– Может быть, спросить его об этом?

– Ага, так он тебе и скажет, тем более что, по его мнению, я утаиваю информацию…

– Но ведь мы ничего не утаиваем! Просто еще не все систематизировано.

– Но Шура думает иначе.

– Да, наверное, надо попытаться взглянуть на вещи и с его точки зрения, – заметил Морис.

– Как-нибудь обязательно взглянем, а пока я побежала, спасибо за завтрак.

– Не за что, – произнес он, глядя ей вслед. Морис был уверен, что к обеду она не вернется. А на ужин решил приготовить свекольник, запеченного карпа, которого и Дон одобрит, и кугялис – картофельную запеканку. На десерт можно подать творожный сыр с тмином. Морис надеялся, что Наполеонов тоже пожалует к ужину и им с Мирославой удастся его разговорить.

Может, это удалось бы сделать и вчера, если бы не Люся. Ох уж эта Люся! У Миндаугаса при одном воспоминании о ней мурашки начинали бегать по коже.

Когда Мирослава приехала в местный драматический театр, ей пришлось предъявить удостоверение, а потом объясниться с директором Павлом Максимовичем Емильяненко – довольно молодым блондином с холодными зеленоватыми глазами и тонким ртом.

Он внимательно выслушал ее объяснения и спросил, почему она решила встретиться с Вероникой Хованской именно в стенах театра.

– Потому что я хочу посмотреть на нее со стороны.

– Ну, что ж, – сказал блондин, – Лилия Петровна проводит вас в зрительный зал. Труппа репетирует «Грозу» Островского. Вероника Хованская играет Катерину.

– Спасибо, вы очень добры.

– Да ладно, – усмехнулся он, – вы бы с удовольствием послали меня к черту, – и неожиданно ослепительно улыбнулся.

Мирослава улыбнулась ему в ответ и поспешила за Лилией Петровной – худенькой старушкой в строгом темно-синем костюме и белой блузке с кружевным воротничком.

«Интересно, кто она, – подумала на ходу Волгина, – билетерша, гардеробщица, администратор…»

– Я секретарь Павла Максимовича, – прервала ее угадывания старушка.

– Вы, наверное, давно работаете в театре?

– Сто лет.

– Я бы дала вам намного меньше, – пошутила Мирослава.

Старушка оценила юмор:

– Вы правы, мне семьдесят пять. В театре я с 20 лет.

– И, конечно, хорошо знаете всех актеров.

– Да, – грустно подтвердила она, – и тех, что служат сейчас, и многих ушедших.

Мирослава почтительно промолчала.

– Вас интересует Вероника Хованская, – произнесла Лилия Петровна скорее утвердительно, чем вопросительно.

Но Мирослава на всякий случай кивнула.

– Это в связи с убийством Мерцалова-младшего?

– От вас ничего не скроешь, – мягко улыбнулась Мирослава.

– Ну, пресса уже давно всех оповестила.

– Это точно, – вздохнула Волгина.

– Вы поосторожнее с Вероничкой, – неожиданно попросила Лилия Петровна.

– Почему?

– Девочка очень переживает.

– Я думала, их отношения завершились…

– Не сомневаюсь, что Анатолий Мерцалов тоже так думал. Но Вероника, бедная девочка, продолжала надеяться.

– Вот как?

– Если бы вы видели, как Мерцалов красиво за ней ухаживал, какие огромные дарил корзины с розами.

– Пытаюсь представить…

– А однажды он привез к театру целую группу музыкантов и сам пел серенаду. Народу тогда собралось!

– У богатых свои причуды, – безразлично проговорила Мирослава.

– Вас я, вижу, – одобрительно улыбнулась Лилия Петровна, – красивыми жестами мужчин не растрогать.

– Ага, ни словами, ни подарками, – отозвалась беззаботно детектив.