Кто готовил Адаму Смиту? Женщины и мировая экономика - Катрин Марсал

Результаты хорошо известны: группка олигархов быстро взяла под контроль ресурсы России. Государство внезапно оказалось неспособно даже выплатить пенсии, и при этом ресурсы страны распродавались ради красивой жизни. Деньги переводились на банковские счета в Швейцарию и на Кипр. Это было больше похоже на организованную преступность, чем на организованный рынок. Получилась страна с более низким уровнем жизни, чем до реформ, и миллионы людей засомневались, так ли хороша демократия. Спасибо, достаточно, – сказали они и выбрали президентом Владимира Путина, пообещавшего стабильность и возрождение достоинства.

Каждый год в 1990-е в России снижались доходы на душу населения. Подобный процесс пережила и Украина. А Польша, которая плюнула на МВФ, справилась значительно успешнее. Сделать капиталистическую экономику коммунистической так же легко, как сделать уху из аквариума, – говорил председатель польских профсоюзов и впоследствии президент Польши Лех Валенса. Трудности возникают, если пытаться проделать этот трюк в обратную сторону.

Рынок – это отнюдь не часы, тикающие мелодично. Неизбежное следствие единственного способа существования рациональных человеческих индивидов. Всё гораздо сложнее. Для рынка скорее характерен сильнейший прессинг перемен. Без намёка на сентиментальность он топит старые предприятия, старую технику и прочее, чему больше нет применения, и, во многих случаях, людей. Рынок невнимателен, поэтому он может обеспечивать стремительное развитие, а может и разрушать созданное, по той же причине и с той же силой. Рынок чертовски эффективен в одних областях и чертовски неэффективен в других. От механики, простоты и неизбежности он далёк.

Экономисты, которые верят в человека экономического, обычно допускают, что их представление о человеке неполное, но оно достаточно верное, чтобы им можно было пользоваться. Несомненно, экономисты научили нас некоторым вещам, которые помогли сделать мир лучше. И если они теперь говорят, что человек экономический может помочь им, то почему бы им не поверить? Почему бы не упростить представления о человеке и о рынке? Упрощение – это инструмент. Мы пользуемся им во многих областях.

Земля круглая, говорим мы, хотя это не так. Земля – это эллипс. И к тому же она бугристая из-за гор, долин и тающих полярных льдов. Но, даже если мы говорим, что Земля круглая, мы никогда не смогли бы управлять кораблём (или, если угодно, крылатой ракетой) по картам, составленным так, будто Земля – идеальный шар. При составлении карт мы стараемся измерить и учесть все отклонения. А человека экономического оставляем таким как есть. Построенные на нём модели используются как руководство для управления всей мировой экономикой и выдаются в виде рецептов бедным странам. Пожалуйста, решайте свои проблемы, на старт! Хотя нам уже тридцать лет известно, что человек экономический в лучшем случае – упрощение, а в худшем – полная галлюцинация.

Сегодня именно он продолжает определять экономическую логику. Именно этот тип человека по-прежнему изучают на экономических факультетах университетов, и это мы еще молчим о научно-популярных книгах, описывающих коммерциализацию всех областей жизни. Человек экономический доминирует, вопреки многолетним исследованиям, подтверждающим, что он имеет весьма смутное отношение к действительности. Он продолжает нас преследовать, продолжает настаивать, что мы такие же, как он, независимо от того, осознаём мы это или нет. И независимо от того, что мы делаем.

Человек вскарабкался на церковный шпиль и кукарекает. Вы скажете, что он сумасшедший. Но что вы об этом знаете? Кто-то прыгает с парашютом, кто-то покоряет Гималаи – это тоже опасно. Ты же не пытаешься убить подругу с помощью листа салата? А если так, то ты сумасшедший. Уж если убивать подругу, то ножом. А потом можешь сказать, что ты сумасшедший. Но человек экономический знает лучше. Он знает, что ты всегда рационален, кем бы ты ни притворялся.

Если к виску алкоголика приставить пистолет и сказать «брось пить», он отставит стакан в сторону. То есть бросить пить он мог в любой момент, он просто не хотел, или причин не было, а теперь есть. Кто ты такой, чтобы решать, кто сумасшедший, а кто нет? Кто ты такой, чтобы утверждать, что другие не понимают своей выгоды?

Один человек как-то поселил у себя дома одиннадцать лебедей. Принёс их из парка ночью, завернув каждого в плед. У одного лебедя было сломано крыло. Человек вылечил его с помощью резинки и клейкой ленты. Когда за птицами пришла полиция, человек огорчился. У него были проблемы? Или же, как сказал бы человек экономический, он просто предпочитал лебедей?

Есть люди, которые двести раз за день моют руки, и есть люди, которые избегают левых поворотов. Есть те, кто готов смотреть спортивные передачи по десять часов в день, и те, кто пятнадцать часов в день надраивает в ванной пол. Боишься, что «Арсенал» проиграет, – посвящаешь себя одному, боишься бацилл – другому. Есть только одна логика – рациональность. Чувствуешь себя плохо – кончай жизнь самоубийством. Смысл всего – совсем не во всём. Смысл скрыт в хранилище, которое нельзя открывать. Многие из тех, кого лечат принудительно, уверены, что это другие сумасшедшие, не они. А их собственные приступы и ритуалы – нормальная реакция на ненормальные обстоятельства. Свет в отделении погашен, ты в отчаянии кричишь, и пустой звук из разверзающегося рта – это тоже форма спроса. Мир катится дальше по рельсам, на которые его поставили. Ты должен взять больше, чем положил, всё остальное бессмысленно. И даже в строю, марширующем в одну сторону, ты всегда один. Логика, мир и ты умирают собственной смертью.

Таков мир, за который мы цепляемся.

В которой мы видим, что экономический стимул не так прост, как кажется

Жили-были старик со старухой, и была у них совершенно особенная гусыня. Каждое утро эта гусыня сносила яйцо из чистого золота. Поначалу старик со старухой вообще не понимали, что это за странные яйца. Тяжёлые, точно из свинца, и очень большие. Но со временем старик со старухой сообразили, из чего эти яйца сделаны, стали продавать их одно за другим и в конце концов страшно разбогатели.

«Слушай, – сказал как-то старик старухе, – а давай возьмём и сразу вытащим из гусыни всё её золото?» «Давай, – кивнула старуха. – И нам больше не придётся ждать очередного яйца по утрам». Они пошли на птичий двор и забили гусыню. Но, когда они с предвкушением вспороли птице брюхо, там, к ужасу, не обнаружилось никаких золотых яиц, а только внутренности, сухожилия, кровь, пух и перья. Изнутри птица ничем не отличалась от других. Золотые яйца кончились. Гусыня, которая их несла, издохла, – старик со старухой её убили.

* * *

Нет на свете языка, который воспринимался бы так же серьёзно, как язык экономики: «Улучшение перспектив роста гарантирует укрепление государственных финансов»; «Нормализация конъюнктуры»; «Пусть решает рынок»; «Необходимо выравнивание игрового поля»; «Снижение порогов»; «Принятие сложного решения»; «Грубый инструмент для стимуляции спроса»; «Совершенствование развития и продуктивности»; «Неблагоприятные колебания курса валют»; «Конкурирующие рынки»; «Мощные маргинальные эффекты»…