Рыжий бродяга Тоби. Кот, подаривший утешение в самые трудные дни - Селия Хаддон

Мне пришлось попросить сделать маме еще один обезболивающий укол. Однажды сестра ответила мне: «Как только смогу, сразу сделаю». Этого было достаточно для нее, но не для меня. Брат справлялся с мамиными страданиями лучше, чем я. Он чувствовал, что она не испытывает физической боли, хотя явно несчастна.

Я спорила с братом – не позволила бы ни одной кошке или собаке умирать так медленно и мучительно. К счастью, для них эвтаназия вполне доступна. Врачи же не обладают той свободой, что ветеринары. В чем бы ни заключался «ливерпульский уход», но «ухода» в нем было слишком мало.

Этот кошмарный переход от жизни к смерти стал мучительным не только для мамы, но и для меня. К этому времени мама была сильно обезвожена. Ее ресницы слиплись. Когда-то она называла это «сонями». Когда мама открывала глаза, веки поднимались очень медленно, так как ресницы слипались от высохших слез.

Мама уже три дня находилась без жидкости. Ее хрупкое, старое тело должно было уже умереть, но не умирало. Ее «слабое» сердце билось ровно, температура поднималась. По-видимому, в мочеполовом тракте развивалась инфекция. Врач согласился не лечить ее, чтобы ускорить конец, но когда я просила, чтобы последние мамины дни были спокойными и комфортными, я вовсе не хотела продления ее жизни… Без антибиотиков у мамы поднялась очень высокая температура.

Весь день у нее было дыхание Чейн-Стокса. При таком дыхании за глубоким вдохом следует несколько мелких вдохов, а потом кажется, что дыхание прекращается вовсе. Сразу за моментом тишины следует новый глубокий вдох. В горле у мамы начало что-то трещать. Мы посчитали это окончательной агонией, и брат устроил так, чтобы следующие сутки быть рядом с ней.

Во вторник температура поднялась еще больше, и, по-видимому, развилась пневмония. Ее тело сотрясали периодические спазмы. Так иногда случается перед засыпанием, когда человеку кажется, что он падает. Дыхание мамы стало шумным, иногда вдох превращался в глубокий стон, но этот звук был бессознательным.

Медсестра сказала мне не отходить от мамы ни на минуту – смерть может наступить в любой момент, но смерть никак не приходила. Священник пришел соборовать маму. Помолиться за нее пришел местный викарий и еще одна близкая подруга. Третий полуслепой викарий, которому и самому было за 80, приезжал на автобусе через весь Оксфорд два-три раза в день, чтобы посидеть с мамой и дать мне возможность передохнуть. Викарий сидел и читал псалмы на английском языке.

Я много раз смеялась над англиканскими викариями. Мне нравились глупые викарии в романах Барбары Пим. Теперь я оказалась в том месте и в тот момент жизни, когда они были мне необходимы. В отличие от других посетителей, которые приходили и уходили потрясенными, напуганными и в слезах, эти люди сохраняли невозмутимость и были полны сочувствия. Они принимали смерть и загробную жизнь как должное.

В среду случилось маленькое чудо. Мамина рука лежала на одеяле. Кожа на руке приобрела синеватый оттенок. Я взяла маму за руку и почувствовала легкое пожатие. Лицо мамы напоминало лицо призрака, глаза были плотно закрыты. Ничто не выдавало, что она в сознании, но она точно держала меня за руку.

Я почувствовала глубокую радость. Мы просидели так шесть часов. Я говорила с ней, рассказывала о своей любви, обещала счастье впереди. Я верила, что она меня слышит. Мамина рука из синеватой стала розовой, и мама не умерла. Я не собиралась задерживать ее уход, наоборот, но в тот момент я бессознательно укрепила ее связь с жизнью.

В четверг брату пришлось вернуться на работу, а мама еще жила. Дыхание перестало быть шумным, стало поверхностным. Медсестры восхищались ее выносливостью. К моей глубокой радости, больничная кошка Кэнди снова пришла на мамину постель. Врачи перестали предсказывать, когда мама умрет. Она должна была умереть три дня назад. Без присутствия Кэнди не знаю как бы я выдержала эту мучительную вахту.

Следующие сутки я провела рядом с мамой, ожидая конца. Иногда я пела гимны – немного ее порадовать. Мама никак не показывала, что слышит меня. Только легкие движения в ответ на мои слова или слова других людей свидетельствовали, что мама все еще слышит нас.

Наступил четверг. В восемь вечера что-то изменилось. Я не знаю, что это было. Дыхание и тело мамы остались прежними, но к этому времени я предельно настроилась на странный язык ее умирания, поэтому улавливала мельчайшие изменения тона.

Я подошла к ней и взяла за руку. Запястье было холодным. Мертвенно холодным. Этот холод совсем не напоминал холод живой руки, касавшейся меня в детстве. Проходившая мимо сестра померила ей давление и сказала, что давление упало. Я спела маме гимн и сказала, как сильно люблю ее. Потом спела детскую колыбельную «Сладкий сон целует твои глазки». Еще один глубокий вдох – и мама перестала дышать навсегда.

Я не смогла помочь маме, когда она больше всего нуждалась в моей помощи. Я ушла из дома престарелых, предоставив им самим организовывать погребение. Это была уже не моя мать.

Клянусь, я никогда больше не позволю никому из своих любимых умирать подобным образом!

Именно Уильям по-настоящему покорил сердце Ронни и превратил его в истинного кошатника. Те, кто ненавидит кошек, решат, что Ронни перешел на темную сторону, но я предпочитаю считать, что он выбрал свет и радость. Из человека, который не интересовался кошками, он превратился в того, кто научился сначала любить двух конкретных кошек, Аду и Мурлыку, а потом полюбил весь кошачий род.

Говорят, мужчин не переделаешь. Женщинам не советуют выходить замуж в надежде на то, что мужчину удастся изменить. Я не меняла Ронни, но моим кошкам это удалось, а Уильям стал котом, окончательно завершившим этот процесс. После него Ронни стал полноправным членом бригады мужчин, любящих кошек.

Сильные, смелые мужчины тоже могут любить кошек, уж поверьте!

Весь секрет заключался в грациозности и красоте Уильяма. Перед ними невозможно было устоять. Серо-белый Уильям отличался невероятным обаянием – длинношерстный, с великолепными золотыми глазами, обведенными черной каймой. Казалось, что он пользовался подводкой для ресниц.

К нам кот попал от заводчика, поэтому обладал хорошо развитыми навыками общения с другими кошками. Когда к нам принесли крохотного котенка, Уильям сразу же попытался подружиться с Мурлыкой, но ей эта идея совсем не понравилась – она вовсе не хотела ни с кем дружить.

Я поселила Уильяма в кошачьем домике в гостиной, поэтому Мурлыка могла общаться с котенком в любой момент. Однако кошка предпочитала полностью его игнорировать и вообще практически переселилась наверх, чтобы находиться от Уильяма как можно дальше. Первые пять дней Мурлыка просидела на кровати в одной из свободных комнат, отказываясь признавать тот факт, что в доме появился новый обитатель. По ночам котенок оставался внизу, поэтому кошка могла спокойно спать в моей постели. В первую ночь после появления у нас Уильяма она отказалась присоединиться ко мне, впервые решив спать где-то в другом месте.