Император Павел I и Орден святого Иоанна Иерусалимского - Владимир Захаров

Был дан срок всего три дня, за которые все члены ордена, кроме шестидесятилетних стариков, оставили Мальту[70]. При этом российские и португальские кавалеры были высланы за 48 часов, а кавалеру О'Гаре дали только три часа. Сразу же было объявлено, что ежели кто из кавалеров пожелает вступить на службу Французской Республики, то такое тут же получат соответствующие их рангу места. Первыми объявили о своем желании идти на службу к генералу 48 рыцарей, все они принадлежали французскому языку. К ним вскоре прибавилось еще 8. Все они перешли на службу к Наполеону.

Одновременно генерал сделал и первые главные назначения. Все изменники заняли высшие посты в новом республиканском правительстве. Так, Президентом Нового Французского городского Правления стал Рансижат. Демократ Дублет, бывший до этого секретарем Великого Магистра, стал секретарем городского Правления. Бардонет был подтвержден в прежнем своем звании. Тузара сделали шефом инженерной бригады, и он отплыл с Бонапартом в Египет.

14 июня гвардия Великого Магистра, солдаты и матросы, насильно были отправлены на военную службу, их всех перевезли на французские суда.

Мальтийская добыча была велика: 2 линейных корабля, 1 фрегат, 3 галеры и несколько мелких судов, 1200 пушек, 30 тысяч ружей, 13 тысяч бочек пороха. К этому еще прибавим шестимесячный провиант. Ну а сокровищ, которыми были забиты все храмы, все дома, — их и пересчитать было не возможно.

Фон Гомпеш оставался на Мальте до 17 июня, и хотя ему было позволено забрать с собой все, что он пожелает, он выпросил у победителей только три вещи. Это были святыни Мальтийского ордена: часть древа Животворящего Креста Господня, десница Иоанна Крестителя и чудотворный образ Божией Матери Филермской. В ночь с 17 на 18 июня Гомпеш и сопровождавшие его люди: Командор Сен-При, советник Граванья, бальи Сент-Тронес, Командор Бередон брат нового Президента и еще несколько человек — на императорском судне отправились в Триест[71].

Как доносил русский посланник в Генуе А. Лизакевич: «Помянутые кавалеры почти все голы и безденежны»[72].

17 июня 1798 г. Великий Магистр Фердинанд фон Гомпеш навсегда покинул остров и отплыл в Триест в сопровождении всего 16 рыцарей, сохранивших ему верность и в дальнейшем. Только эта горстка «вернейших и верных» и поддерживала все его последующие претензии на сохранение сана Великого Магистра[73]. Де-факто Гомпеш сложил с себя полномочия 12 июня 1798 г. по договору с Наполеоном, а де-юре — 6 июля 1799 г. Эти его действия имели необратимую силу, хотя и не были сразу признаны папой[74].

Как сообщал в Россию русский посланник из Рима, все попытки Гомпеша добиться аудиенции у папы остались безрезультатны. В августовском номере «Политического журнала» было опубликовано письмо из Вены от 4 августа 1798 г. Вот что в нем сообщалось о Гомпеше:

«Гросмейстер Мальтийский с 7-ю верными кавалерами Баварскими и с 5-ю немецкими 15-го сего месяца на борте Рагузского корабля прибыл в Триестскую гавань. Они там учинили под присягою сказку, в которой за несколько дней прежде появления французов прибывшие к Мальте греческие корабли возбудили народ малтийский к возмущению тем слухом, будто бы Гросмейстер и Кавалеры предали остров Франции, а при том греки успели раздать там оружие. Как все пришло от сего в движение и Правительство было в замешательстве, то появился французский флот, тут мало ему было сопротивления, когда народ не хотел повиноваться повелениям Гросмейстера и Кавалеров. Из Триеста спрашивано, можно ли позволить там Гросмейстеру пребывание, и от Двора ответствовано, что ему вольно не только оставаться в Триесте, но если угодно, прибыть в Вену, и говорят, будто он туда на пути»[75].

А в разделе «Известия о разных государствах» редакция «Политического журнала» сообщала:

«Мальта, со всеми туда увезенными сокровищами и драгоценностями учинившаяся добычею французов, по отплытии французского флота, осталась во власти гарнизона из 6.000 человек. По блокаде англичан пресекла для сего бесплодного острова всякий подвоз съестных припасов. Июня 19-го Гросмейстер с немногими при нем находящимися Мальтийскими кавалерами в сопровождении французского фрегата отправился в Триест, дабы оттуда продолжать путь в Вену»[76].

И последняя информация о Мальтийском ордене, опубликованная в том же августовском номере «Политического журнала», была вставлена уже после типографского набора всех предыдущих разделов. В ней содержались совсем свежие новости, полученные редакцией, которые что-то уточняли, что-то исправляли, а что-то и дополняли:

«Мальта

По случаю занятия французами учинилась важным предметом. Мы описали историю сего занятия в прошедшем месяце. Но для полноты и поправления истории приведем еще письмо от очевидного свидетеля, которое содержит некоторые достопамятности, и подтверждает объявленные в предыдущем письме из Вены обстоятельства.

«6го июля, говорит сей очевидной свидетель, произошли беспокойства на острове Мальте, коих причиною были единомышленники французов. Явно говорено, что французские рыцари хотят остров сдать Тулонскому флоту. Беспорядок так усилился, что дозоры по улицам палили друг в друга. Сказывают, что начальник артиллерийский оставил слабейшие пункты острова без всякой обороны. В сих местах французы сделали высадку, по данному им сигналу, числом около 15000 человек. Тотчас смятение распространилось повсюду, так что некоторые французские рыцари, кои пребыли верными Ордену, умерщвлены жителями, потому что они пред чернью оклеветаны как изменщики. Народ почитал себя преданным, и свирепствовал (как в Швейцарии) против собственных своих защитников. Между тем французская партия прорвалась к дому Гросмейстера, и представляла, что всякое сопротивление тщетно, и должно сдаться на договор. Отправлено депутатство, которое с Французами заключило договор, однако ж Гросмейстер не подписал его, да и не принял предложенному ему пенсии. Еще одни сутки спустя после того, гарнизоны разных укрепленных мест отрекались от сдачи, потому что они ничего не слыхали о договоре. За три дня до занятия приехали два корабля с греческим флагом, кои привезли хлеб, и коих многолюдный гарнизон возбудил беспокойство и тем самым облегчил занятие города»[77].