Всешутейший собор - Лев Бердников

Среди других забавников императрицы Педрилло выделялся своими галантными манерами, тонкими остротами и каламбурами, напоминавшими французских шутов времен блистательного Франциска I и Людовика XIII. Вскоре, однако, наш Адамка смекнул, что русскому двору потребны дикие выходки и юмор самого грубого свойства. Педрилло быстро мимикрирует и становится заводилой тешивших монархиню шутовских потасовок. «Поднялся гам между шутами, – описывает тогдашний двор И.И. Лажечников в романе «Ледяной дом». – Надобно было всем рассеять гнев государыни. Педрилло, приняв команду над товарищами, установил их, одного за другим, около стены, как дети ставят согнутые пополам карты, так что, толкнув одну сзади, повалишь все вдруг… Педрилло дал толчок своей команде, и все повалились один на другого». Шуты награждали друг друга тумаками, царапались, дрались, а монархиня с челядью, глядя на них, заливалась гомерическим хохотом.

Имя «Педрилло» обычно вызывает ассоциации с человеком нетрадиционной сексуальной ориентации. Именно это и сбило с толку замечательного драматурга Г. Горина, который в своей комедии «Шут Балакирев» изобразил Педрилло насильником, стаскивающим штаны с одного из шутов. На самом же деле у итальянца никаких сексуальных отклонений не было – он был женат (правда, неудачно).

Императрица-сплетница Анна живо интересовалась интимными делами своих подданных и бесцеремонно вмешивалась в их жизнь. В особенности же она вникала в личную жизнь шутов, которых даже женила по своему произволу. Потому для нее вовсе не были секретом отношения Педрилло с его сварливой, некрасивой, да к тому же неверной женой. Об этом ходили по двору упорные сплетни. Придворные пересказывали друг другу подробности частых ссор супругов.

Рассказывали, например, что жена Педрилло спрашивала мужа: «Кого из твоей родни посоветуешь ты мне посещать чаще?» – «Кого хочешь, мой друг, – и чем чаще, тем лучше: отсутствием твоим я всегда буду доволен», – отвечал шут.

Или другой случай: Педрилло пришел на исповедь и покаялся, что только что поколотил жену. Духовник спросил тому причину. «Дело в том, батюшка, – парировал шут, – что я забывчив и не могу припомнить всех своих грехов, а как начну бить жену, так она мне все грехи и выговорит. Ради этого я, идя к тебе, и поколошматил ее».

А вот еще два анекдота. Педрилло, живший со своей женой очень дурно, спрашивал ее, на ком бы ему жениться, если она умрет. «На чертовой матери», – c неудовольствием отвечала жена. «Это противно закону, – возразил шут, – ибо я женат на чертовой дочери». Жена Педрилло, журя своего брата за карточную игру, из-за чего тот и промотался, говорила ему: «Долго ли ты будешь транжирить денежки?» – «До тех пор, пока ты будешь изменять мужу!» – отвечал брат. «О, несчастный, – видно картежничать тебе по гроб свой!» – заметил шурину Педрилло.

Этот шут обладал удивительным свойством извлекать выгоды из самых, казалось бы, невыигрышных ситуаций. Кто бы мог думать, что можно обратить себе на пользу непривлекательность и бранчливость жены?! «Это правда, что ты женат на козе?» – спросил как-то, шутя, Педрилло Курляндский герцог Бирон, знавший о его семейных неурядицах. В голове Педрилло мгновенно созрел хитроумный план. «Не только правда, – отвечал находчивый шут, – но жена моя беременна и на днях должна родить. Смею надеяться, что Ваше Высочество не откажется по русскому обычаю навестить родильницу и подарить что-нибудь на зубок младенцу». Бирон расхохотался и обещал исполнить просьбу. Педрилло этим не ограничился и обратился к самой императрице. «Ах! Если бы Ваше Величество видел la mia cara [моя возлюбленная. – Л.Б.]. Глазка востра, бел, как млеко, нежна голосок, как флейштока, ножка тоненька, маленька, меньше шем у княжон, проворно тансуй, прыжки таки больши делай, и така, така молоденька!» – говорил он, живописуя свою четвероногую прелестницу-козу. Через несколько дней шут объявил, что жена его, коза, наконец благополучно разрешилась от бремени. Анне Иоанновне идея с родинами козы очень понравилась, и она устроила великолепный праздник, на котором повелела быть всему двору. Вот что рассказывает об этом писатель: «Диво дивное ожидало зрителей в квартире Педрилло, превращенной на сей раз из нескольких комнат в одну обширную залу со сценою, на которую надобно было всходить по нескольким ступеням. Сцена была убрана разными атрибутами из козьих рогов, передних и задних ног, хвостов и так далее, связанных бантами из лент или веревок. В глубине сцены на пышной постели и богатой кровати, убранной малиновым штофным занавесом, лежала коза, самая хорошенькая из козьего прекрасного пола… Из-под шелкового розового одеяла, усыпанного попугаями и заморскими цветами, заметно было беспокойное движение связанных ножек. Впрочем, она глядела на посетителей довольно умильно, приподнимая по временам свою голову с подушки. Подле нее на богатой подушке лежала новорожденная козочка, повитая и спеленутая как должно». Рядом с козочкой возлежал Педрилло и с серьезным видом принимал от гостей поздравления и бесчисленные подарки (ведь одарить счастливого «отца» должен был каждый!). В результате изобретательный шут сорвал в тот день весьма солидный куш: десять тысяч рублей!

«Педрилло был силен, ловок, великолепно владел шпагой, а еще лучше книжалом, – сообщает писатель Ю.М. Нагибин, – его опасались задевать. Бирон, не разделявший пристрастия императрицы к шутам, – он сам любил только деньги и лошадей, – делал исключение для Педрилло». В большом фаворе был он и у самой Анны Иоанновны, которая наградила его, равно как и Лакосту, специально учрежденным шутовским орденом Святого Бенедетто, напоминавшим своим видом второй по значению российский орден Святого Александра Невского. И сам Педрилло старался всемерно потрафлять монархине, тонко чувствуя придворную конъюнктуру. Рассказывают, что он однажды весьма кстати ударил головой в живот бывшего кабинет-министра, опального А.П. Волынского, когда тот отважился прийти во дворец. И не беда, что обреченный Волынский поколотил шута, главным для Педрилло было заслужить поощрение императрицы, которая и отблагодарила сполна своего «храброго» Адамку.

А вот характерный эпизод с влиятельным Бироном. Педрилло жаловался, что ему нечего есть, и выпросил у Курляндского герцога пенсию в 200 рублей. Спустя какое-то время он снова обратился к Бирону с просьбой о пенсии. «Как, разве тебе не назначена пенсия?» – спросил герцог. «Назначена, ваша светлость, и благодаря ей я имею что есть. Но теперь мне решительно нечего пить». Герцог улыбнулся и снова наградил шута.

Но Педрилло наживал себе деньги не только шутовством. Он был многолик и, как говорят современники, «счастливым образом сочетал в себе скрипача, певца, буффона, ростовщика и трактирщика». Адамка угождал своей венценосной благодетельнице чем только мог и не гнушался ничем: то был озабочен наймом итальянских певцов и танцоров, то занимался покупкой для двора драгоценных камней, материй и разных безделушек. Вдобавок ко всему он был заправским карточным шулером и нечистой игрой (а императрица часто поручала ему держать за себя банк) утроил свое состояние. Современники говорили, что монархиня часто проводит время с придворным шутом Педрилло, которого обогащает.

По заданию Анны он, как истый комиссионер, неоднократно посылался за границу и даже вступал в переписку с владетельными особами. Сохранилось его поразительное по нагло-издевательскому тону письмо к слабоумному итальянскому герцогу Гастону Медичи, обладателю знаменитого тосканского алмаза, весившего 139 каратов. Именно этот алмаз и желала заполучить через посредство шута русская императрица. Воспользовавшись моментом (в Тоскану тогда вторглись испанские войска), Адамка в своем послании был щедр на посулы, пообещав герцогу помощь славного российского воинства. «Однако же надлежит для содержания сих храбрых войск, – предупреждает он, – чтобы Ваше Королевское Высочество приказал приготовить довольное число самой крепкой гданской водки, такой, какую ваше королевское высочество пивал… и оною охотно напивался допьяна». Тут же Педрилло берет быка за рога: «Ее Императорское Величество намерена тот алмаз купить и деньги за оный заплатить; но изволит, чтоб я купцом себя представил и торговал». И далее (лихой аргумент!) он напоминает герцогу о его неизбежной кончине: «Я бы надеялся, что Ваше Королевское Высочество, не имея наследников, не пренебрежет сею оказиею и продажею сего алмаза к ненужде себя приведет, понеже великий Бог ведает, кому после преставления вашего имение ваше достанется». И хотя старания Педрилло успехом не увенчались (алмаз в конце концов купил австрийский император), письмо это – яркий образчик ловкости и изворотливости этого шута-комиссионера.