Горец-изгнанник - Моника Маккарти

Ласковая рука на лбу успокоила мучительные воспоминания. Видения исчезли, и он уснул.

Патрик проснулся от голоса ангела. Или, возможно, он умер и попал на небеса, потому что ему казалось, будто он парит на облаках, такой мягкой была поверхность, на которой он лежал.

Его глаза внезапно открылись. Облако? Подушка? Ангел? Нет-нет. Он вовсе не парил в небесах, а лежал в постели. Он так давно не спал ни на чем, кроме песка и веток, что почти забыл о существовании постелей.

— Где я?

Он попытался вспомнить, но его мозг отказывался работать. Все распадалось… расплывалось.

Простыни откинули, и бархатная ручка коснулась его голой груди. Нежное прикосновение заставило его полностью проснуться. Его ангелом оказалась Элизабет Кэмпбелл. Небесное пение внезапно прервалось.

— Где я? — требовательно спросил он; голос у него был невнятный, в голове сумятица, и он ненавидел это чувство неразберихи. Он лежал в чужой постели, полуголый, голова у него раскалывалась, и его мучила такая жажда, как никогда в жизни.

Что она с ним сделала? Она обнаружила, кто он такой? Он в тюрьме?

Он огляделся. Если это тюрьма, то слишком роскошная: огромных размеров, площадью, вероятно, двадцать футов, с необычным каменным сводом и оштукатуренными стенами, окрашенными в желтый цвет. Два больших окна с чистыми стеклами, сквозь которые потоки солнечного света падали на полированный деревянный пол. Большой каменный камин в противоположном углу и красивая мебель. Кроме масляных ламп, он увидел еще и два серебряных канделябра. Над головой — полог из тяжелого шелка на искусно вырезанных деревянных столбиках. Постель, отделка, мебель… все было настолько богато, что здесь мог бы жить и король.

Он сильнее сжал ее запястье и хрипло повторил:

— Где я?

— Вы в башне замка Кэмпбелл, — объяснила Лиззи. — Точнее, в спальне моего кузена.

И правда подходит для короля: король Кэмпбелл. Он, лишенный прав член клана Макгрегоров, спит в кровати графа Аргайлла. Должно быть, настал конец света.

— А как я сюда попал?

Она осторожно высвободила руку и встала. Она стояла спиной к солнечному свету, ее волосы в лучах света превратились в золотой нимб, а кожа казалась прозрачной как алебастр…

У него перехватило дыхание, как от удара в живот.

Она не только поет как ангел, но и выглядит примерно также. Его ангел.

Ее изящные брови сошлись на переносице.

— Вы ничего не помните?

Он покачал головой и поморщился от боли. Она снова подошла к нему, коснулась его. Ее ладонь на его лбу.

— С вами все в порядке?

Голос у нее был… встревоженный.

— Да, если не двигаю головой. Как я оказался в постели графа Аргайлла?

— Вас нашли во дворе, вы потеряли много крови. — Она внимательно посмотрела на него. — Полтора дня назад.

Проклятие! Очевидно, рана наконец доконала его. Знай он, что потеря сознания помогла бы ему оказаться полуголым в спальне наедине с ней, он мог бы попытаться сделать это и раньше. А по тому, как она отводила взгляд от его груди, он понял, что она уже не думает о нем только как о больном.

— Мы уж подумали, что вы умерли, — прибавила она. — Как вы могли умолчать о ране?

Он пожал плечами:

— Я не думал, что все так серьезно.

Выражение ее лица изменилось — озабоченность сменилась раздражением, даже гневом.

— Несерьезно? Как вы можете такое говорить? Вы расхаживали с открытой раной в боку в фут длиной. Конечно, вам было больно?

Ее глаза вспыхнули, и он подумал, что она самая красивая девушка, какую он когда-либо видел.

Как же он хочет ее! Никогда еще в своей жизни он так не желал женщины. Хорошо бы накрыть ее своим телом и поднять ее руки над головой, так чтобы она распростерлась под ним, когда он медленно войдет в нее.

— Вы могли бы умереть, — продолжала она, — если бы не целительница.

— И если бы не вы, — сказал Патрик, не сводя с нее глаз. Мысль о том, что она беспокоится о нем… нравилась ему.

Она опустила глаза.

— Я мало что сделала.

Она лгала. Это она проникала в его сны, утешала, успокаивала.

Избегая его взгляда, она подошла к кровати, как исполняющая свой долг хозяйка замка.

— Надо осмотреть вашу рану, — решительно сказала она. — Могу прийти позже, если хотите.

— Нет. — Мысль о ее руках на его теле… — Сейчас, — сказал он хриплым голосом.

Она заколебалась, взгляд ее скользнул по его обнаженной груди к простыням, прикрывающим живот. Очевидно, он чувствует себя гораздо лучше, потому что напрягся под ее взглядом как неопытный юнец.

Он чувствовал ее нервозность, но не сделал попытки укрыться. Ему нравилось видеть ее немного растерянной.

— Очень хорошо.

Он лежал спиной на подушке и наблюдал за ней. Она склонилась над ним, осматривая повязку, и он чувствовал ее приятный аромат. Как же хорошо от нее пахнет! Свежестью и цветами. На ней была простая шерстяная коричневая юбка и подходящий по цвету жакет, который обтягивал нежные очертания грудей. Роскошные округлые груди, он с дрожью ощущал, что они всего в нескольких дюймах от его губ. Он мог бы поднять голову и зарыться лицом в них.

Локон ее волос упал ему на грудь. От легкого как перышко прикосновения светлого шелка к его коже он чуть не застонал.

— Простите, — пробормотала она быстро отводя выбившийся локон за ухо. Все еще склонившись над ним, она подняла на него глаза. — Мне нужно снять повязку и посмотреть рану. Вам может быть больно.

Ему было очень больно, но не от раны. От жаждущего девушки естества. Он была так близко. Он не мог дышать; каждая клеточка его тела напряглась до предела. Кое-как он умудрился прохрипеть:

— Потерплю…

Она осторожно сняла повязку, и он мог увидеть тщательно зашитую рану. Лиззи взяла влажную тряпку из миски и осторожно смыла засохшую кровь. Он закрыл глаза, его кожа пылала, когда она касалась его. Ее руки на его теле сводили с ума. Пытка. Упражнение в выдержке для мужчины, у которого ее нет.

«Возьми ее».

Сердце бешено бьется, дыхание прерывается, терпение кончается.

Ее пальцы пробегают по его ребрам к животу, чуть ниже.

Все-таки пытки иногда бывают и сладкие.

Сердце Лиззи колотилось в груди. Руки у нее дрожали каждый раз, когда она обрабатывала его рану, — две ночи и день.

Но на этот раз все было по-другому.

На этот раз он был не в беспамятстве, а полностью пришел в себя. Кожа, которой она касалась, была теплой, и в ней пульсировала жизнь. Напряжение потрескивало в знойном воздухе между ними. Она чувствовала пламень его взгляда на себе, когда он наблюдал, как она обрабатывает его рану. Была какая-то колдовская уверенность в том, что ее прикосновение волнует его. От этого она чувствовала себя… желанной.