Япония. История и культура: от самураев до манги - Нэнси Сталкер

Литература этого периода изображает высокопоставленных дам буквально помешанными на отношениях с мужчинами, как будто от этих отношений зависит вся их жизнь. Как и многие сферы придворной жизни эпохи Хэйан, любовное и брачное поведение имело свои законы и предписания. Общество Хэйан было полигамным, причем существовало три основных типа взаимоотношений. Старших жен выбирала семья жениха с учетом социальных, политических и экономических соображений. Поскольку количество подходящих кандидатов внутри конкретного придворного ранга всегда было ограниченным, допускались также кросс-кузенные браки и союзы тетки и племянника. В среднем девочек обручали в возрасте 12 лет, а мальчиков — 14; при этом жены были часто на несколько лет старше своих мужей. Старшие жены обычно оставались жить в своей родной семье; муж при этом либо посещал своих жен в их семье (так называемый дуолокальный тип проживания брачной пары), либо сам переселялся в дом жены (уксорилокальное поселение). После смерти отца мужа главная жена обычно переезжала в имение своего супруга.

Младшие жены, или наложницы, имели официальное признание и принимали участие в тех же самых любовных и брачных ритуалах (о них см. ниже), что и старшие жены. Ограничения по классу и рангу для них были менее жесткими, однако этим женщинам все-таки предписывалось принадлежать к аристократии: дворянин категорически не мог взять официальной наложницей крестьянку. Если старшая жена оказывалась бесплодной, она обычно усыновляла ребенка наложницы. Третьим, самым распространенным типом отношений была обычная любовная связь — как правило, с придворной фрейлиной или с женщиной еще более низкого сословия; при этом обе стороны могли состоять в браке с кем-то другим. Целомудрие не считалось особенной женской добродетелью, поэтому незамужние аристократки, многие из которых владели собственными домами, могли спать с кем хочется, отклонять знаки внимания неугодных им мужчин и завершать отношения. Тем не менее, поскольку женщине полагалось сидеть дома, аристократкам приходилось ждать мужчин, которые пожелают к ним приехать. В результате одной из самых частых эмоций, зафиксированных в литературе, была ревность, которая порой толкала женщин к истерии и помешательству. Ревность, в свою очередь, связывалась с идеей публичного унижения: отвергнутая женщина теряла свой статус в глазах других. В «Повести о Гэндзи» такая ревность побуждает одну из любовниц принца, обернувшись духом, прийти и убить соперницу. «Дневник эфемерной жизни», созданный безымянной младшей женой властительного царедворца Фудзивара-но Канэиэ (929–990), описывает страдания и унижения, которые ей пришлось пережить в связи с многочисленными любовными связями своего супруга, когда ей приходилось в тревоге ждать его дома, не зная, когда он вернется и вернется ли вообще. Писательница злорадствует, когда одна из ее недавно родивших соперниц теряет расположение Канэиэ из-за смерти новорожденного ребенка: «И вот теперь он ее бросил. Такая боль, должно быть, еще сильнее, чем моя. Я довольна»[20].

Формальные любовные отношения со старшими и младшими женами также подчинялись ритуалам. После того как мужчина или его семья узнавали от свахи о подходящей женщине, ей писали стихотворение, выражавшее общественно принятые романтические чувства. Женщина должна была немедленно ответить: она либо сама писала стихотворение, либо от ее имени его составляли наиболее талантливые члены семьи или окружения. Воздыхатель тщательно изучал полученный ответ, пытаясь по стилю каллиграфии и уровню поэтического мастерства угадать характер и особенности женщины. Если ответ признавался достойным, мужчина назначал женщине тайное свидание в ее доме в ближайшую подходящую для этого ночь. Строго говоря, это не было такой уж тайной для семьи женщины: само устройство усадеб, скользящие бумажные двери и ширмы, разгораживающие залы на жилые комнаты, не очень-то способствовали секретности. К концу первой ночи мужчина по традиции выражал печаль при виде первых лучей рассвета, которые вынуждают его удалиться. Вернувшись домой, он немедленно писал «утреннее письмо», прибавив к нему любовное стихотворение. В доме женщины посланника с этим письмом встречали с угощением и подарками и отсылали обратно с ответом. На следующую ночь визит повторялся, равно как и обмен письмами. Самой же важной была третья ночь. К такому случаю готовили специальные рисовые лепешки (моти), известные как «лепешки третьей ночи», и выставляли их в комнате. Появление лепешек-моти было центральным элементом брачного ритуала, призывая религиозное благословение на новый союз. Тогда же отец женщины высылал претенденту письмо с формальным согласием. Через несколько дней готовили небольшой праздник с едой и вином, на котором священник совершал ритуалы, а молодожены обменивались чашами сакэ. После этого брак считался официально оформленным, и мужчина мог приезжать к женщине в любое время и оставаться до позднего утра.

Устанавливать контакт при помощи поэзии могли даже в случае рядовых любовных интрижек. В «Исэ моногатари» Аривара-но Нарихира (825–880), уехав из Нары в деревню на соколиную охоту, обращается к местной красавице, которую он заметил сквозь ограду, с таким стихотворением:

В стихах также могли выражать разочарование в возлюбленном. Далее в «Исэ моногатари» есть эпизод, где Нарихира, выехав на соколиную охоту, назначает свидание жрице святилища, но в результате не может явиться к ней на следующую ночь, поскольку вынужден присутствовать на официальном банкете. Наутро она посылает ему простое стихотворение, выражающее все ее недовольство:

Поэзия была истинным средоточием придворной жизни; сочинение стихотворений, обмен ими и цитирование было важнейшим средством взаимодействия, и, пожалуй, ни одно другое сообщество в мире не придавало настолько большого значения поэтическому дару. Поэзия сопровождала жизнь аристократа эпохи Хэйан от начала и до конца, без нее не обходилось ни одно значимое событие. К рождению ребенка подносили поздравительные стихи; обмен поэтическими репликами был неотъемлемой частью как официальных, так и неформальных ритуалов ухаживания; на смерть составляли прощальные стихи. Именно поэзия зачастую была наилучшим способом одержать любовную победу или получить повышение при дворе. Над теми, кому не давалось стихосложение, смеялись. Например, в «Исэ моногатари» цитируется неумелое стихотворение, отправленное некой придворной даме ее почитателем, и рассказчик комментирует его следующим образом: «Вот противная песня!»[23]