Дело об избиении младенцев - Михаил Карчик

Кого послал Петренко? Кто за это в него стрелял? Ответ могла дать разве его собака, с которой покойный гулял по пустырю.

Нина лишь пару раз видела Петренко на отцовских приемах и даже не запомнила его лицо. На этот раз ей можно было не горевать. К тому же, в субботу она все еще была в восторге от удачного разрешения джексоновской проблемы. Но теперь ей стало очень неприятно. Так хотелось, чтобы все смерти вокруг акций «Транскросса» остались в прошлом году. Может быть, со временем прошлое стало бы страшным сном, хоть и памятным, но не висящим над душой ежечасно. Теперь же все вернулось…

— Нина Анатольевна, — вошедшая в кабинет секретарша за неполный месяц общения с новым начальником поняла, постучавшись в кабинет, можно не ждать ответа: «войдите», — в приемной сидит некто Акулаев. Я не знаю, как он прошел, видно охрана пропустила по знакомству. Говорит, что вы его помните, и очень просит о встрече. У него конфиденциальная информация.

Прошлое действительно вернулось. Нина вспомнила начало своих недавних приключений. Ранние белые ночи, она с подругой на набережной Мойки, не подозревающая, что за ней охотятся. Акулаев, охранявший ее в тот вечер, тоже ничего не подозревал, хотя ему за особо пристальное внимание к происходящему платили приличную зарплату. В итоге, охраннику проломили голову, а Нина с подругой уцелели чудом, и к этой счастливой развязке Акулаев никакого отношения не имел. Узнав, с каким старанием охранник отрабатывал свой хлеб, скорый на разбор Даутов велел оплатить пострадавшему лечение, сунуть в зубы сто долларов и вышибить из конторы. Вроде поделом. А если задуматься, сколько раз ошибалась в прошлом году сама Нина? То она умоляла телохранителя поскорее отвезти ее в бандитскую ловушку, то, уже во Франции, сделала все, чтобы оказаться в бандитских руках. Кстати, в результате этого у отца и случился последний инфаркт. И ее за это никто не наказал. Конечно, можно не ворошить прошлое. Акулаев, наверное, хочет денег, так пусть секретарша вынесет ему долларов триста. «Конфиденциальную» информацию же пусть выложит завтра начальнику охраны… Извините, а кому? И вообще, пришел человек пострадавший из-за меня. Пусть даже непрофессионально охранявший за профессиональную зарплату. Ладно, пусть войдет.

Акулаев изменился с прошлого года. Казалось, он постарел лет на пять, избавился от усиков и напоминал умелого советского снабженца, переквалифицировавшегося в менеджера.

— Нина Анатольевна, добрый вечер. Я пришел, чтобы извиниться за прошлогоднюю историю.

— Что вы, не надо. Я сама была во многом виновата («что не контролировала собственного охранника» — про себя добавила Нина). Садитесь. Как вы себя сейчас чувствуете?

— Нормально, — ответил Акулаев, — только шапку натягиваю поглубже, чтобы ветром голову не продувало.

«Неуютно сидеть в одной комнате с человеком, который из-за тебя стал инвалидом», — подумала Нина. И торопливо предложила выпить чаю, чтобы сгладить возникшую неловкость. Но, судя по всему, Акулаева не меньше чем Нину угнетало чувство собственной вины и он готов был загладить ее как можно скорее.

— Спасибо, Нина Анатольевна. Только я хотел бы поговорить с вами на очень важную тему. Так получилось, что у меня оказалась значимая информация.

— Хорошо, говорите.

— С прошлой осени мне приходится работать по своей профессии. Я работал в охранной фирме, которая помогала обеспечивать безопасность московских политиков, приезжавших к нам. По большому счету, в мои обязанности входило только следить, чтобы их не дергали за руки и не давили ноги после пресс-конференций. Однажды мы работали с группой думских депутатов. Вечером у них был прием в «Усадьбе Остермана», наверное, слышали, недавно открылся этот загородный клубный ресторан (Нина кивнула). Естественно, мы должны сопровождать группу до отеля. Поэтому, мы ждали, пока клиенты освободятся. Если вы не были в «Усадьбе», то вам трудно представить ее планировку. Хотя, попробую описать. Всюду разные украшения, 18-го или 19-го века, не знаю. Посередине большой зал, где обедают, а после этого гости расходятся по комнатам. Они могут поиграть в старинный бильярд.

— Такой, на котором Гринев играл с майором в трактире…

— Извините, я с ним не встречался.

— Ой, это вы извините, я просто вспомнила одного знакомого.

— Ну да, бильярд старинный. Еще там старинные карточные столики, в других кабинетах. А главное правило — гостям не мешать. Я сперва издали смотрел, как играют, жалел, что научить не могу. Потом решил газетку почитать, присел в коридоре. И тут в соседней комнате начался разговор. В ней не было ни бильярда, ни карт, даже камин не горел. Поэтому сначала она пустовала. Потом, видимо, зашли двое и стали говорить. Почти сразу я услышал слово «Транскросс». Дословно разговор я, правда, не запомнил. Но отдельные фразы заучил как урок. «Главное сейчас не торопиться… «Транскросс» — не парламентская республика, без единого управления он развалится… Управлять может только она… Она будет делать глупости, а мы ей поможем… Не надо настаивать. Только предложить… Через месяц она сама все отдаст… Счета меня не интересуют… Пусть они достанутся вам».

— Какие счета имелись в виду? — Нина пыталась скрыть волнение.

— Не знаю. Они не стали уточнять. Разговор на этом кончился и оба вышли из комнаты.

— Кто они?

— Депутат Госдумы Семен Ивченко. Во время беседы он в основном молчал. Только «счета меня не интересуют» — были его слова. А второго я не знаю. Разглядывать не стал, не хотел привлекать внимания. Через месяц я уволился. Конечно, не из-за этой истории. Просто, моему товарищу приказали отнять у журналиста диктофон и уничтожить запись. Когда же на него подали в суд, парню не помогли. Я так и не узнал, чем все закончилось, просто не хочу, чтобы мне приказывали нарушать законы, а потом подставляли. И теперь — без работы.

— Сергей Иванович, — сказала Нина, — я собираюсь предложить вам вернуться в «Транскросс». Как я поняла, вы, уже не будучи на службе, помнили о наших интересах.

— Спасибо, — сказал Акулаев, — большое спасибо.

Нина сидела в машине, зябко кутаясь в пальто. Может, она поспешила по случаю наступления весны сменить шубу на более легкую одежду, и женщину слегка знобило. То ли сказывалось переутомление последних дней, а может просто простудилась, мотаясь по разбросанным по всему городу подразделениям «Транскросса», во всяком случае, она чувствовала себя неважно. А тут еще какие-то непонятные вещи опять стали происходить с машинами фирмы, следующими в Финляндию. Казалось, будто таможенники ополчились именно на организацию, возглавляемую Климовой, задерживая транспорт и придираясь к водителям. Казалось: лишь только «транскроссовская» машина подъезжала к КПП, таможню в этот миг посещала злая московская комиссия. Вот и сегодня очередной транспорт задержали неподалеку от Выборга, и Нина решила лично посмотреть, что произошло. Наверное, это было не лучшим решением. Для подобных проблем в любой мало-мальски приличной фирме всегда есть толковые специалисты, не директорское это дело заниматься проталкиванием грузов через таможню. Но Климова хотела во всем разобраться сама. И вот теперь она невесть зачем мчит по Средневыборгскому шоссе, уносясь все дальше от серо-сырого Петербурга в сторону заповедного карельского перешейка…