Дело об избиении младенцев - Михаил Карчик

Тоненько затренькал мобильник. Водитель покосился в сторону трубки, закрепленной на передней панели машины, но не взял ее без начальской команды. Нина, украдкой вздохнув, будто предчувствуя новые проблемы, потянулась к телефону.

— Алло.

— Ну что, тварь, так и будешь сидеть на акциях?..

— Опять этот голос! — Вмиг похолодев, подумала Нина и хотела уже разъединиться, но абонент будто уловил ее желание.

— Твой сынок…

У женщины комок подступил к горлу, и она только и смогла переспросить:

— Что? Что с моим сыном? Говорите же…

— Так-то лучше, — довольно хохотнуло в трубке, — ты, пля, не вздумай трубку кидать. И слушай внимательно.

— Да-да, слушаю, — выдавила из себя Нина, еле сдерживаясь, чтобы не закричать от страха, ненависти и бессилия перед неизвестным подонком, посмевшим замахнуться на ее сына.

— Тебя же предупреждали, чтобы ты сваливала. Ты не захотела. Теперь пеняй на себя. Для начала поищи дома на кухне маленький симпатичный пальчик в виде сувенира. Он будет лежать в спичечном коробочке на столе. А о всем сокровище поговорим после. У нас оно будет живым… До поры, до времени. Я перезвоню. Привет…

— Какой пальчик? Подождите!.. — Нина уже не обращала внимание, что почти кричит в ставшую бесполезной трубку. — Подождите… И женщина, поняв бессмысленность своих просьб, заплакала.

Водитель недоуменно сбавил скорость: «Что с вами»?

«В город. Надо немедленно возвращаться в город, чтобы спасать сына». — Вдруг поняла Нина и резко скомандовала:

— Поворачивайте назад. Домой. Быстрее же!..

Водитель безропотно подчинился, а Нина уже набирала домашний телефон, чтобы домработница не вздумала никому открывать дверь. Но телефон не отвечал. Конечно эта добродушная, но довольно бестолковая тетка, присматривающая за ребенком и помогающая Нине по хозяйству, могла выйти в магазин, но ситуация была такая, что подобное объяснение устроить не могло. Климова хотела было, что надо бы набрать «02» и вызвать в милицию, но нажав только первую цифру с горечью поняла, что даже не сумеет объяснить, что же у нее случилось, а если и сумеет — никто не будет проверять, что происходит за добротными дверями ее квартиры. В записной книжке покойного отчима, конечно, была парочка телефонов на Литейном — своего рода «горячая линия». Но Нина не могла подумать, что такие телефоны пригодятся. Да и если она сумела бы все объяснить, то сколько должно уйти времени? И даже, если и проверят — все равно будет поздно.

Женщина начала судорожно перебирать в памяти тех, кто мог бы помочь. Первый, о ком она вспомнила, был Павел Олегович с его «бухгалтерией». Но оказалось, что она не знает телефона охранной фирмы со странным названием. Вернее, телефон был, но только в записной книжке, которая как на грех осталась дома. «А ведь именно ребята Павла Олеговича могли бы спасти сейчас, как тогда в лесном домике, где Алексей прикрывал меня от бандитов», — подумала Нина и вдруг поняла: «Алексей. Да, именно он, отец моего сына, обязан помочь. Что бы между нами не произошло. Ради сына. Только ради него», — продолжала шептать про себя Климова, набирая знакомый телефон. А в голову все колотил злой чужой голос: «Для начала поищи дома на кухне маленький симпатичный пальчик в виде сувенира… В спичечном коробочке… Маленький пальчик… маленький… ма-а…»

Ожидая, пока Нертов снимет трубку («Не может не снять. Он обязан быть дома!») Нина продолжала беззвучно плакать, сама не замечая этого.

«Пальчик… маленький…«, - стучало в висках, — «ма-ал-енький…

…Аленький…«

* * *

Анна Петровна Плошкина или, как ее чаще называли знакомые, Нюра, была женщиной доброй, но ужасно невезучей. За те сорок пять лет, которые она прожила, ее постоянно кто-то обманывал, начиная с обычных обсчетов в магазинах и кончая оказывающимися поблизости ухажерами.

До окончания школы Нюра росла в небольшой деревушке в нескольких десятках километров от ныне известного плесецкого космодрома. Каждый день девушка ходила за восемь километров в школу, после помогала матери по хозяйству и не загадывала о будущем, разве что украдкой мечтала о непьющем работящем муже, лучше всего — колхозном ветеринаре. Исключительной красотой Нюра не блистала, но и дурнушкой не слыла, хотя была несколько полновата. К тому же молодость, деревенский воздух и отсутствие особой конкуренции по причине малого количества сверстниц, постоянно перебиравшихся из деревни в Архангельск, Вологду или в другие города побольше, делали свое дело. Поэтому девушка пользовалась определенным успехом среди ребят. Но то ли она слишком решительно пресекала попытки одноклассников познакомиться поближе, то ли просто время не пришло, во всяком случае, к выпускному вечеру Нюра чувствовала себя достаточно одинокой.

И вот, наконец, заветное вручение аттестатов, продолжившееся танцами в клубе райцентра, где находилась школа. Именно там Нюра познакомилась с тридцатилетним парторгом соседнего колхоза, которого невесть каким ветром занесло на молодежную гулянку. Парторг был человеком обходительным и девушка, втайне мечтавшая о своем принце, слишком доверчиво согласилась пройтись с ним, подышать свежим воздухом. От двух фужеров шампанского, которые Нюра выпила с одноклассниками, приятно потеплели глаза, спутник был учтив и говорил очень красивые и приятные слова.

Они шли по ночному райцентру и пьянящий запах летних сосен перемешивался с влекущим ароматом неизвестного, но, наверное, очень дорогого лосьона, которым щедро опрыскался мужчина, первый мужчина, который не матерился в ее присутствии через слово и не пытался грубо лапать за грудь в ближайшем закутке, а читал стихи о прекрасной и далекой любви.

Потом они очутились на берегу величественной Онеги, где сели отдохнуть и полюбоваться спокойной черной водой, отблескивающей антрацитом в свете далеких фонарей. Мужчина накинул на чуть подрагивающие под тоненьким платьицем от ночной прохлады плечи девушки свой пиджак, и счастливая выпускница не заметила, что невесомая рука спутника осталась на ее плече, тихонько притягивая спутницу поближе. Нюра повернула голову, чтобы поблагодарить парторга и тут их губы встретились. Как принято говорить в таких случаях — случайно. Девушка буквально задохнулась от вдруг нахлынувших чувств и не сопротивлялась, когда спутник осторожно начал делать то, что дозволено лишь дорогому, единственному человеку, называемому мужем. Только в первый миг, почувствовав чужие пальцы на самом низу живота, Нина на слабо попыталась просить: «Милый, не надо, ну, пожалуйста, не надо». Но слова утонули в жарких поцелуях и горячем шепоте над ухом «любимая, все будет хорошо»…

…Домой она вернулась только под утро, на цыпочках войдя в комнату, прошмыгнула на свою кровать, где, закрывшись с головой одеялом, попыталась мечтать о будущей жизни с любимым человеком, но не успела до конца додумать эту мысль, как уснула…

Подошло к концу лето. Мало того, что любимый оказался женатым и строго-настрого запретил девушке кому-нибудь говорить об их связи, но когда она намекнула ему, что беременна, парторг обозвал ее дурой и велел немедленно делать аборт. Он не заметил или, вернее, не захотел заметить боли и слез, застилавших Нюрины глаза, лишь назвал имя бабки из далекой районной деревушки, которая, говорят, может помочь. Нюра проплакала всю ночь, а на следующий день парторг дал ей тридцать рублей и велел немедленно ехать избавляться от будущего ребенка. Перечить Нюра не посмела.