Мерзкий старикашка - Сэй Алек

В общем, случалось в былые времена, пока проповедники Святого Солнца сюда с южных земель не добрались и всю малину не обломали. Мол, Солнце-де завещал…

Так он, если дословно, завещал: «Мужчина, люби женщину свою», — и имел всего одну супружницу, из чего был сделан вывод о том, что многоженство — кака (высказываний самого святого по этому поводу как-то не нашлось), да и в плане наследования жуткую неразбериху создает. Однако по особым случаям вторую жену взять дозволяется. Например, в случае бесплодия первой, потому как на разводы наша Церковь смотрит, как Ленин на буржуазию.

— Да это не он умудрился, это Каген расстарался, — ответил настоятель. — Лет тому назад, наверное, как шесть.

Шесть… А что у нас такое было шесть местных лет назад? Лисапет простыл сильно по весне, помню, а еще небольшая заварушка в предгорьях приключилась. Небольшая-то она небольшая была, а вот состав ее участников очень даже, в свете нынешних политических раскладов, интересен.

— Меня терзают смутные сомнения, — произнес я. — А на ком он женат, отец Тхритрава?

— На дочерях князей Софенине и Хатикани, — ответил он. — Шесть лет назад, когда они силой оружия в очередной раз попытались выяснить, у кого из них двоих больше права на Аршакию, царь на них очень разгневался. Но рассудить их спор о том, какому роду владеть доменом… Не тебе такое объяснять.

Да что там объяснять? Тот род, что проиграет тяжбу, станет навеки злейшим врагом династии. Взамен, правда, царь приобретет верных сторонников в стане победителей, но человеческая благодарность — штука недолговечная и эфемерная…

— Он решил их примирить через узы брака, но тут уж не то что князья, все их рода на дыбы поднялись. Как же, породниться с кровниками… Примасом тогда был Хватрухминью, светлая ему память, умнейший человек. Он-то Кагену выход и подсказал. И дал свое пастырское благословение, невзирая чуть ли не на бунт в Совете Благих.

Он помолчал, словно припоминая что-то. Я тоже припомнил — примерно через месяц после окончания той замятии в нашем монастыре появился новый монах, инок Тхритрава, сразу занявший место секретаря шибко пожилого и хворого настоятеля. А вскорости и примас помер.

— Из владетельных князей тогда только Тимарианийский был холост, ему-то царь и оказал… хм… честь примирить между собой два славных рода. По условиям брачного договора, его наследником и главой рода Тимариани должен стать первый сын от этого брака, остальные же дети после смерти отца переходят в рода своих матерей и получают наделы в Аршакии — Горной, если от жены из рода Хатикани, и Долинной, если их родит жена из рода Софенских князей. Сам Каген в сваты пошел!

Ну, князь! Ну, жук! Везде подстраховался! На «кондициях» свою печать не поставил, дабы выглядеть белым и пушистым, понимая, что ни тот ни другой тесть его в обиду не дадут и далеко подвинуть не позволят, если дело выгорит. На другой случай запасся страховкой в виде дружбы генералов — как, интересно?

Ну и Каген, конечно, молодец — на весь срок своего правления проблему снял. Покуда Зулик жив, резне между родами не бывать, а как помрет… А там пусть у наследников болит голова.

— Да уж, — с некоторой ностальгией в голосе произнес отец-настоятель, — сколько же было со свадебной церемонией сложностей, сколько всего утрясти пришлось… Одно то, которая из невест пойдет одесную от жениха, а которая ошую…

— И как разрешили этот спор? — полюбопытствовал я.

Справа-то испокон веку было почетнее стоять, стало быть, та невеста, что пойдет слева… Ее семейство менее значимо, получается.

— Да очень легко на самом деле. Раз уж вражда шла из-за Аршакии, то подсчитали, которая сторона храма ближе к горам, и украсили ее знаками горной части, а противоположную — долинной. Ну и невест с соответствующих сторон поставили, так что никакого ущерба чести ни одного из родов не вышло, — ответил Тхритрава и хитро прищурился. — Но ты о чем-то ином спросить хотел, я вижу.

— Есть такое, — признал я. — Напомни мне, отче, а князья Коваргини и Самватини с этим многоженцем одних примерно лет, верно?

— Правильно мыслишь, брат Прашнартра, правильно, — кивнул тот, вроде бы и безэмоционально, но поглядывал на меня с эдаким (хорошо замаскированным) выражением: мол, как ты такой умище в себе столько лет прятал? — Старшие его дочери сговорены за их сыновей. А пару месяцев назад было объявлено о помолвке его третьей, младшей, дочки.

Во взгляде настоятеля так и читалось: «Ну как, поймешь за кого? Стоит ли с тобой иметь дело?»

— Дай угадаю. — Я усмехнулся. — Помнится, в миру был у меня двоюродный брат, ныне известный как князь Ливариади. Он, правда, на пару лет постарше меня будет, так что вряд ли у него сыщется неженатый сын того возраста, который может взросления шмакодявки ждать. Сколько ей?

— Три года. А младшему сыну Скалапета скоро семь. За него и сосватали, — кивнул Тхритрава.

Я прислушался к воспоминаниям Лисапета относительно предателя-дядюшки и его потомства. Воспоминания однозначно заявили, что всех их, вне зависимости от возраста и пола, надобно вырезать до седьмого колена, а лучше (предварительно подвергнув многократному сексуальному насилию) устроить чего повеселее: посадить на кол, сварить как раков, освежевать заживо и солью посыпать напоследок, привязать крынку к животу и начать ее раскалять на пламени — только предварительно засунуть внутрь крысу или еще какого хорька…

Родич-то обо всем этом наверняка догадывается, и с ним однозначно будут серьезные проблемы.

— Вот старый кобель! А чего ж Тимарианийский князь тогда только о жизни царевны просит, а о его — нет? Думает, что помолвка — это еще не брак и расторгнуть ее не так сложно?

— Может, и так. — Настоятель снова полуприкрыл глаза. — К тому же, хотя давно такого уже не бывало, земли мятежных князей цари большей частью раздавали своим верным вассалам, выступавшим вместе с ними против врагов.

Это потому, что в те седые времена цари были первыми среди равных, и одной лишь их дружины могло не хватить для победы. А Лисапет по матери, кстати, тоже из ливариадийских сеньоров и права на княжество предъявить может. Так что желающие эти земли раздербанить, мягко говоря, обломятся.

— Ну и потом, — продолжил Тхритрава, — выступив против князя Ливариади, новый правитель будет вынужден очернить память Кагена, объявив его узурпатором, с чьим приспешником он решил покончить. А покойный царь весьма почитаем у простолюдинов, а также среди мелкого и среднего дворянства. Мудрый государь так не станет поступать.

— Ой, отец-настоятель, да я тебя умоляю! — фыркнул я. — Был бы человек, а вина найдется. Не сразу, так через год. Тоже мне проблема.

— Может, и так, а может, и нет. — Глава монастыря чуть улыбнулся. — Ты послание-то читать станешь? А то вдруг тебя и это предложение не устроит?

— А? Да, действительно. — Я аккуратно, чтобы оттиски можно было потом опознать, взломал печати. — Посмотрим, что там за условия.