Безумный день господина Маслова - Иван Олейников

— Дело простое. Мы повышаем вам внутренний рейтинг до девяноста трех.

— Спасибо! — почти безразлично поблагодарил Элеш.

— Вы сегодня хорошо себя показали.

— Вы успели посмотреть?

— Да, теперь будем успевать всё. Сто семьдесят один — это действительно множитель погружения, и это известно уже во всём мире. И с сегодняшнего утра множитель работает в Погружённом мире, но только для погружённых из Солертии. Тут у нас свои проблемы. Пока вы метались по своим делам, Элеш, у нас прошло почти три месяца. Очевидно, что смотрели не вас одного, но у вас сегодня самая интересная история.

— Мне наверно самому понравится, когда буду вспоминать лет через пять — но только не сегодня.

— Понимаем. Ладно, не будем задерживать. Вам надо отдохнуть.

— Стойте, вы и сейчас замедлены?

— Ускорены, вы хотели сказать? Да, каждую реплику обсуждаем по несколько минут. За рюмочкой, за чашечкой. Мы единодушно считаем, что вы когда-нибудь всё это испытаете. Только вы с Ёлей, действительно, не тяните с детьми, наш добрый совет, и всё будет хорошо.

— Да, нам уже со всех сторон говорят. Мы и сами хотим.

— И слава богу! До свидания!

— До свидания! — попрощался Элеш.

Второид вышел. Элеш немного посидел, пытаясь порадоваться новому повышению рейтинга, но ничего не чувствовал: именно так и ощущаешь себя, если дважды за день пьянеешь, а потом трезвеешь, используя лекарства. Он вышел на улицу, вдохнул полной грудью свежий ночной воздух, дошел до ленты и поехал домой. Подходя к дому, он не чувствовал ничего, будто превратился в андроида — того и гляди в его сознание внедрится оператор, а он будет только двигаться и подсказывать, не имея воли и не переживая по этому поводу. Подойдя к ярко освещенному подъезду, он вспомнил о двух вещах: во-первых, он забыл взять подарок в миритском храме; во-вторых, он забыл про ногти. Элеш осмотрел руки и убедился, что ногти в кошмарном состоянии, на правой руке были даже полоски грязи с того газона, где он закапывал секрет. Элеш хотел удивиться насколько же ему всё равно, но даже удивиться не смог.

Он поднялся к себе и сразу из прихожей, еще не закрыв входную дверь, услышал громкий всхлип. Он быстро прошел в гостиную и увидел Ёлю в самом жалком виде: она сидела на диване, вся залитая слезами, с опущенными руками, чтобы весь мир видел ее слезы, и всхлипывала на всю квартиру. Когда вошел Элеш, она зарыдала с новой силой. Какой бы ни был сейчас бесчувственный, но Элеш сразу понял, что всё хорошо, а Ёля плачет только потому, что давно не плакала. Такое с ней бывало, но не чаще двух раз в год — можно было вытерпеть. Главное, что знал Элеш, тут нельзя было медлить, что-то спрашивать и отвлекаться, поэтому он сразу подошел к Ёле, сел рядом и молча обнял ее, понимая, что через пару минут она успокоится сама, а до того времени не поможет ничего.

Но на самом деле Ёля рыдала не просто так, а по причине вселенского масштаба, тут Элеш неправильно понимал. Объяснить причину было бы слишком долго, тем более Элешу было вовсе не обязательно ее знать, однако мы попробуем заглянуть в мысли и чувства Ёли, которые привели ее в расстройство.

Когда сегодня утром Элеш ушел устраиваться на работу, Ёля еще два часа провела на дежурстве, почти не шевелясь в своем кресле, и под конец уже всерьез думала, что это безумие надо прекращать: ей уже откровенно сели на голову, так недолго и сорваться, а срываться было нельзя. Наконец Ёлю освободили, она походила по дому, приводя чувства в порядок, и начала себя немного жалеть, ведь все пользуются ее добротой. Тут как раз обновили внешний рейтинг, пришли деньги, которые успокоили ее, и уже через пять минут Ёля спала тяжелым, каменным сном.

Через несколько часов Ёля проснулась совершенно разбитая, будто не отдыхала. Она поворочалась, но больше не уснула, пришлось подняться и жить этот дурной, мутный, шатающийся перед глазами день. Она прочитала сообщение от мужа, поняла, что он нашел хорошую работу, но порадоваться не смогла: настолько у нее плыло в голове. Именно в этот момент Ёля и совершила главное преступление, от осознания которого так горько потом рыдала. Дело в том, что она… забыла про Элеша. Всего лишь забыла — вы, пожалуйста, не додумывайте что-то постороннее — но забыла так крепко, будто Элеша нет и никогда не было. Это и было в ее вселенной самое страшное преступление, но которое она осознала только потом. И вот так, с забытым, выкинутым из памяти мужем Ёля и прожила остаток дня.

Внешне день был самым обычным, каких много бывает у простой, симпатичной, молодой девушки-южанки в нашей яркой, культурной, энергичной и в то же время такой спокойной и уютной Солертии — самом старом и самом большом городе Большого Севера. Ёля привела себя в порядок и вышла из дома, где свежий воздух и яркое солнце взбодрили ее и немного примирили с такой трудной жизнью. Она обычным порядком обошла все окрестные магазины, не встретила никого из знакомых, купила и отправила домой разное нужное и, сдерживая себя, что было нетрудно ее рациональной душе, помечтала о разном ненужном. Куда-то ехать не хотелось, она пошла в Утиный парк, покормила рыб с моста, потом легла на коврик под старой сосной и до поздних сумерек играла, читала новости и болтала с матерью, сестрами и подругами из Москвы. У всех были какие-то сплетни, срочные проблемы, все требовали Ёлиного совета, утешения и участия, она оказалась нужна всем и конечно не отказала никому. И надо же такому случиться: ни одной из ее собеседниц не пришло в голову спросить как дела у самой Ёли, что с Элешем, почему, в конце концов, у нее такой замученный вид? Сегодня был тот день, когда вселенная только брала от Ёли, ничего не давая взамен.

Пора было домой, тем более ей захотелось спать. Она могла бы поспать и здесь, под сосной, но подумала, что ее увидит полицейский патруль и могут разбудить, а если и не разбудят, то будут ходить неподалеку и приглядывать, а ей не хотелось обременять даже полицейских. Ёля пришла домой, выгребла из почтового ящика сделанные днем покупки, не стала их разбирать, а просто положила на кухонном столе. Ее сильно клонило в сон, она только разделась, не пошла в спальню и легла на диване в темной гостиной. Какая-то тревожная мысль мелькнула на краю ее сознания, но Ёля